Амелия выпустила ладонь гувернантки из своих пальчиков и кинулась к лестнице, путаясь в подоле длинного пальто. Мисс Торндайк крикнула ей вслед что-то недовольное, но девочка уже скакала вверх по ступеням в объятия отца. Она видела, точно видела, как резкие черты на лице отца становятся мягче. Он улыбнулся ей. Ещё немного… Несколько ступеней… Девочка вытянула руки вперёд… И тут вдруг, обгоняя её, словно нечто живое, по лестнице пронеслась тень. Амелия успела заметить, что тёмное полупрозрачное нечто имеет отростки, похожие на щупальца. Тень скользнула к отцу, затенила его лицо, и девочка с ужасом заметила, как оно разом начинает каменеть, становится снова безразличным и угловатым.
Амелия резко затормозила и едва не споткнулась. Фигура отца выпрямилась. Он смотрел на неё холодно и недовольно.
– Тебе не говорили, что бегать по лестнице – не достойно молодой воспитанной леди? – прозвучал строгий, резкий голос. – Мисс Торндайк, вы не смогли донести до моей дочери самые простые правила приличия?
Гувернантка что-то невнятно пробормотала в своё оправдание и, поднявшись по ступеням, крепко схватила Амелию за руку. Мистер Ричардс не слушал её. Он резко развернулся и, больше не оглядываясь, проследовал в свой кабинет.
Ох, и досталось девочке в тот день от учительницы. Сначала она долго отчитывала воспитанницу, потом, когда немного успокоилась, сказала:
– То, что ты проявила сегодня непослушание и невоспитанность – это ещё полбеды. Ты, видимо, думаешь, что кроме твоего папы и меня этот проступок никто не видел? Ошибаешься. Твоя бедная мама, которая умерла так рано и попала на небеса, конечно, всё видит сверху. Родители несут ответственность за своих детей, даже находясь в царстве божьем. Любое твоё вранье, шалость или дерзость становятся её грехами. Очень скоро душа твоей мамы может попасть в Ад за твои поступки. Ей предстоит снова и снова, мучаясь, умирать в кипящем котле. Подумай об этом, прежде чем в следующий раз сделаешь очередную гадость.
Амелия на мгновение представила себе, описанную гувернанткой картину, и ей стало так страшно, что даже скрутило живот. Девочка прикусила губу, чтобы не застонать. Мисс Торндайк внимательно наблюдала за ней и кривила губы в подобии улыбки.
«Нет, – подумала девочка. – Она нарочно пугает меня. В церкви на воскресных проповедях и в Библии говорится о том, что каждый человек сам ответит перед Богом за свои поступки». Эта мысль словно открыла Амелии глаза. Раньше она без рассуждений верила всему, чтобы ни сказала гувернантка, но теперь воспитанница стала замечать, что её наставница часто говорит или действует просто, чтобы запугать её.
Впрочем, это открытие не сделало жизнь Амелии лучше. Мисс Торндайк после того случая стала ещё злее. За два года она превратила воспитанницу в подобие бледной тени, качающееся от недосыпания и голода и вздрагивающее от любого громкого звука. Девочка часто болела, но даже тогда гувернантка не позволяла ей пропускать занятия. Жалобы на плохое самочувствие учительница просто игнорировала, считая лишь предлогом, чтобы отлынивать от учёбы. Даже обмороки, начавшиеся у Амелии, гувернантка сначала не воспринимала всерьёз. Однако, вскоре произошла трагедия, изменившая привычный ритм жизни.
В тот день у девочки должно было состояться занятие по верховой езде. Конюх заметил, что Амелию качает от слабости, лицо её бледное до синевы, а под глазами пролегают тёмные круги. Он пытался предостеречь, что в таком состоянии молодой хозяйке лучше не садиться верхом на резвую норовистую кобылу, но мисс Торндайк отчитала его, заявив, что леди из высшего общества как раз и отличает от деревенщины белизна кожи. Пришлось конюху оставить своё мнение при себе и помочь Амелии забраться в седло.
Как не старалась девочка сидеть прямо, её всё время клонило вперёд и шатало из стороны в сторону при каждом шаге лошади. А когда кобыла перешла на галоп, Амелия не удержалась и выпала из седла. Гувернантка первой подбежала к рыдающей воспитаннице, и сразу заметила у неё неестественно вывернутую в сторону стопу правой ноги. Не говоря ни слова, тщедушная мисс Торндайк неожиданно легко подхватила бедняжку на руки и унесла в дом.
Впервые Амелия увидела на худом и вечно злом лице учительницы испуганное выражение. Уложив девочку на кровать в её спальне, гувернантка трясущимися руками стала снимать с неё костюм для верховой езды.
– Какая ты всё же упрямая! – ворчала женщина, и голос её дрожал не меньше, чем пальцы. – Зачем ты полезла на лошадь, если ощущала слабость? Ты должна была сразу сказать мне про своё недомогание!