– Я Пегги Молли Джонсон. Это я дала той слабоумной служанке кольт. Энтони Глор шантажировал меня. Я хотела его убить. Для этой цели купила оружие, но боялась сама произвести выстрел.
– Чем же мистер Глор шантажировал вас?
– Энтони знал меня с детства. Моя мать работала в их доме посудомойкой много лет. Пока мать была на работе, я оставалась с отчимом, который часто напивался, бил меня и всячески издевался. В пятнадцать лет я забеременела от него, но из-за побоев ребёнок родился мёртвым. Так же умер и второй ребёнок. Потом больше уже не могла беременеть. В семнадцать лет я стала работать в поместье Глоров служанкой. Я сумела влюбить в себя Энтони. Он потерял от меня голову, дарил подарки, обещал жениться, когда станет независимым от родителей. Мой отчим узнал об этом, грозился рассказать отцу Энтони о нашей связи, требовал деньги за молчание. Тони нашел деньги и заплатил ему. На радостях отчим напился до беспамятства, валялся, захлёбываясь собственной слюной возле сточной канавы. Я спихнула его туда. Он умер. Я продолжала оставаться любовницей Энтони. Он снимал для меня жильё в Лондоне, занимался со мной музыкой, оплачивал уроки по вокалу, помог устроиться на работу, приобрёл новые документы. Потом семья Глоров разорилась. Тони не мог больше поддерживать меня финансово. Я нашла себе нового покровителя, который готов был на мне жениться, увести в Америку, завести большую семью. Когда Энтони узнал об этом, то страшно разозлился. Он шантажировал меня, грозил рассказать жениху, что я дочь посудомойки, что убила отчима и не могу иметь детей…
В зале суда царила гробовая тишина, слышался только монотонный тихий голос Пегги. Зрители затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово. Блондинка стояла, слегка покачиваясь из стороны в сторону, взор её затуманился, как будто женщина находилась в трансе. Её фразы были короткими, рубленными и выскакивали изо рта толчками, словно женщина выплёвывала их. Амелия заметила, что Дик Труман всё так же пристально смотрит в лицо несчастной и шевелит губами в такт её словам. Едва Пегги замолчала, как адвокат подскочил к ней и задал вопрос:
– Вы помогали Энтони Глору обманывать и запугивать Амелию Ричардс?
– Да. Я думала, что, женившись на ней, Энтони получит деньги и отстанет от меня. Я придумала план, как напугать Амелию призраком её покойного отца и как подменить письмо от её жениха, отбывшего в Индию. Мы наняли актёра, который облачался в одежду мистера Ричардса, мазал лицо фосфором и ходил под окном Амелии. Несколько раз мы подкладывали в её комнату послания от «призрака», сделанные исчезающими чернилами. В одном таком письме было написано, что покойный мистер Ричардс хочет, чтобы дочь вышла замуж за Энтони.
В зале раздались негодующие крики, но Дик Труман резко взмахнул рукой, призывая зрителей к молчанию и шум прекратился.
– Амелия согласилась на свадьбу, – продолжала Пегги. – По завещанию мистера Ричардса Тони получил всё состояние жены. Он и дальше продолжал пугать её привидением и поил какой-то отравой. Ему это доставляло удовольствие. Меня он тоже не оставлял в покое и говорил, что не позволит жениться и уехать в Америку. Тогда я и купила кольт. Я носила оружие с собой, но боялась воспользоваться, ждала удобного случая. В ту ночь, когда Энтони был убит, мне удалось передать кольт горничной. Я убедила её, что револьвер не заряжен, сказала, что если припугнуть Энтони, то он отпустит их с Амелией из дома. Эта глухонемая девчонка поверила и сделала всё, как я велела. Она хоть и глупая, но исполнительная. На это я и рассчитывала.
Кто-то из зрителей не выдержал и выругался нецензурно. Тут же его подхватили и другие голоса, и вот уже все присутствующие принялись шуметь, пытаясь перекричать друг друга. Судья вскочил со своего кресла и принялся лупить молотком по столу, пытаясь привлечь внимание, но всё было напрасно. Полицейские стали выгонять из помещения самых крикливых.
Мисс Пегги Джонсон, словно очнувшаяся ото сна, зарыдала, потрясая кулаками в сторону Дика Трумана. Стражи порядка тут же подхватили её с двух сторон и потащили из зала. Амелия почувствовала, как сковывающая её апатия внезапно исчезла. Во время всего судебного заседания девушка ощущала равнодушие и отстранённость ко всему происходящему. Казалось, что всё происходит не по-настоящему. Звуки и голоса были словно приглушены, проникали с трудом, как через толщу воды. И вот сейчас шквал криков и шума резко ворвался в её уши. Всё вдруг стало таким резким, чётким и ярким, что хотелось зажмурить глаза.
Амелия заметила, что многие в зале ошарашено моргали и трясли головами, словно тоже только что пришли в себя. Похоже, что все присутствующие на суде в той или иной степени испытали на себе это странное оцепенение. Неужели это влияние Дика Трумана? Что это – гипноз или нечто другое? Все свидетели сегодня говорили неправду, но отчего-то искренне верили своим лживым речам. И почему ей, как подозреваемой в убийстве, даже не дали сказать ни слова?