Когда начало темнеть, дождь перестал идти еще на час, и тут я снова увидел ягуара, а потом — здоровенную золотисто-рыжую пуму. В отличие от ягуара, который постоянно держится у воды, охотясь на кайманов, черепах, тапиров и капибар, пума (Felis concolor) предпочитает terra firma. Поэтому ягуаров туристы в Ману видят примерно в одном маршруте из десяти, а пуму за все годы массового туризма встречали только дважды, хотя по реке проходит несколько лодок в день.
Но на этом приключения не закончились. Прежде, чем совсем стемнело, я встретил редчайшую и совершенно не изученную крабовую лисицу (Dusicyon vetulus), а через пять минут — роскошного черного ягуара, жуткую зверюгу, мех которой так и переливался в свете луны, очень кстати проглянувшей сквозь тучи. Благодаря луне я смог обходить коряги на протяжении последнего километра, оставшегося до нижнего кордона Ромеро.
Пако и Кики слегка обалдели, когда я вылез из реки. Мне пришлось выпить целый чайник, прежде чем я отогрелся и смог объяснить, откуда я взялся. Руки у меня сморщились от воды, как у трехдневного утопленника. Мы связались по радио с верхним кордоном, и оказалось, что из-за поломки мотора лодка вышла только днем.
На следующее утро она благополучно добралась до Ромеро, а еще через час мы были в Боке Ману.
Половина жителей поселка сейчас в тюрьме. Три года назад армия Перу неожиданно высадила сюда десант. В сельве чуть ниже по реке обнаружились обширные плантации коки и потайной аэродром, самолеты с которого летали прямо в США. Все это пришлось брать с боем. Несмотря на неприятности, поселок остался единственным островком цивилизации на сотни километров вокруг. После облавы Боку включили в состав охранной зоны парка и отобрали у жителей оружие. Теперь здесь нет ни одной курицы: всех передушили margay gatos — дикие кошки Felis tigrinus.
Вода начала спадать, и мужское население сновало вверх-вниз на моторках, высматривая на отмелях бревна ценных пород. Набрав десяток-другой, они увязывали их в плот, вырезали на каждом бревне свое имя и сплавлялись на нем вниз до города Puerto Maldonado, откуда есть автомобильная дорога в горы.
Мадре-дель-Диос течет под большим углом к Андам, чем Рио Ману, поэтому здесь галечные берега и много перекатов. Если плотогон тонет в пути, деньги за плот достаются его семье благодаря имени, вырезанному на бревнах. Если сплав проходит нормально, то все возвращаются на одной моторке (до Пуэрто Мальдонадо больше 200 километров, и за такой путь тратится на сто долларов бензина).
Путешествие на плоту из «кедра» (Cedrella) или махогани (Switenia) — сомнительное удовольствие, потому что он низко сидит в воде. Мне удалось поймать попутный плот из бальсы (Ochroma pyramidale). Считается, что у нее самая легкая в мире древесина. Во время обеих мировых войн США делали из нее самолеты, и теперь бальсовые рощи, росшие по всему нижнему поясу андских лесов, уничтожены везде, кроме Ману. На самом деле древесина Cavanillesia platanifolia еще легче, но очень мягкая.
Сплав до частного заповедника Blankillo занял целый день. Как потом выяснилось, это был последний жаркий день перед сезоном дождей. Если летом (нашим) здесь бывает до 42оС, то зимой — не больше 29о. Сельва тут заметно отличается от Ману — вдоль реки растут пальмы Attleya (по-местному урукури), известные по одноименному рассказу Гаршина, а на terra firma из высоких деревьев остались только сейбы и Cedrelinga с дешевой древесиной. Леса и реки в этом районе сильно пострадали сначала от каучуковой, а потом от золотой лихорадки. За целый день пути мы не видели ничего, кроме пары обезьян, грифов и попугаев на двух колпах.
На первой собирались толстенькие зеленые Amazona, на второй — небольшие длиннохвостые Aratinga. Для меня осталось загадкой, почему каждая колпа привлекает попугаев только определенного вида или рода.
Бланкийо — маленький заповедничек на границе большого резервата Rio Tambopata.
Он принадлежит паре американцев, которые живут за счет продажи входных билетов туристам. Группы туристов заворачивают сюда, чтобы взглянуть на колпу ар. Меня высадили с плота прямо у колпы, так что платить не пришлось
— надо было только дождаться утра, а потом суметь выбраться. Я поставил палатку, съел последнюю банку консервов и успел до темноты пройтись по лесу, но встретил лишь одну носуху (Nasua rufa). Эти рыжие звери бродят по сельве, уткнувшись в землю любопытным носом и подняв, как знамя, длинный полосатый хвост.
Утром я едва успел выползти из палатки и искупаться, как над лесом разнеслись хриплые крики первых ар. В чистом свете восходящего солнца сотенные стаи попугаев волна за волной спускались к реке и облепляли высокий глинистый обрыв.
Больше всего было красно-желто-синих Ara macao и ало-зелено-синих A. chloroptera, но иногда их сменяли стаи сине-желтых A. ararauna или зелено-красно-голубых A. militaris. Наверное, нигде на свете не увидишь такого водопада фантастических красок. Я попытался подплыть к этому волшебному вихрю, но из-за паводка мне пришлось бороться с сильным течением, так что слайд получился смазанный. Теперь я всем говорю, что так и было задумано — снять не попугаев, а абстрактные цветовые пятна, как символ тропиков.
Через пару часов последние стайки покинули солонец, и их гнусавые голоса стихли вдали. Отдельные парочки еще появлялись над обрывом, покачивая в полете полуметровыми хвостами, но боялись оказаться на земле в одиночестве и, покружившись, улетали. Только в кронах деревьев ары чувствуют себя уверенно, не будучи под защитой стаи.
Тут на реке очень кстати появилась пирога. Я отчаянно замахал руками, и меня тут же подобрали. Лодка шла в Боку с грузом пива, так что мы заворачивали к каждой приречной забегаловке, чтобы выгрузить полные бутылки и забрать пустые.
Постепенно небо затянули тучи и резко похолодало, а потом хлынул дождь.
Волны холода приходят сюда из далекой Патагонии каждую осень, при этом температура нередко падает до 10-15оС. Дальше к югу, в сельве Боливии, известны случаи похолоданий до 0о. Для местных жителей, не имеющих теплой одежды, это настоящая катастрофа. По нескольку дней они вынуждены сидеть у костров, не отходя ни на минуту.
Постепенно мы набрали попутных пассажиров — дрожащих от холода индианок с детьми за спиной. Во время одной из остановок я с удивлением обнаружил, что даже «окультуренные» местные индейцы умеют есть только руками. Для них было откровением, когда я научил их есть с ножа.
В Боку Ману мы прибыли уже в сумерках, когда белые облачка козодоев кружились над рекой, а из лесу доносился слаженный лягушачий хор. Переночевав у знакомых, я поймал наутро туристскую пирогу до Шинтуйи, и мы под проливным дождем помчались вверх по вздувшейся реке.
Экологический туризм в парк Ману — самый прибыльный бизнес в Перу после выращивания коки. Недельная поездка стоит столько, что хватает на хорошую зарплату и лодочнику, и повару, и «лоцману» (человеку, который сидит на носу с шестом, измеряя им глубину и отталкивая встречные бревна). Правда, велика и ответственность. Как раз в этот день, как я потом узнал, одна пирога опрокинулась на перекате. Хотя никто, кроме рюкзаков, не утонул, лодочнику светил год тюрьмы.
Что касается «гидов-натуралистов», то их зарплата доходит до 100$ в день, так что сюда приезжают подработать даже американские биологи. Это тоже не столь легкая работа, как может показаться. Ведь туристы платят деньги, чтобы увидеть дикую фауну, а в сельве можно проходить целый день, не встретив ни одного крупного животного. Особенно если ходить с толпой туристов, которых совершенно невозможно заставить хотя бы не кричать друг другу и которые с ног до головы облиты сильнопахнущими комариными репеллентами. Интересные насекомые и растения, правда, встречаются на каждом шагу, но мало кому хватает квалификации, чтобы разобраться в их фантастическом многообразии.
В этой группе обязанности гида пришлось исполнять мне, потому что сопровождавший их американец слег с приступом укаяльской лихорадки. Ее симптомы напоминают малярию, но она вызывается другим видом простейших (Tripanosoma terbovii). Но мне не пришлось особенно утруждаться: туристы уже ехали обратно и мало интересовались встречной фауной. К тому же берега были на редкость пустынны.