Фёдор Иванович прихорошился, и вскоре кузены, выпив на дорожку крепкого кофе, отправились объезжать знакомых: Фёдор Петрович вызвался в сопровождающие.
Куда бы они ни явились — везде им были рады и встречали с распростёртыми объятиями. Но стоило завести разговор о ссуде, энтузиазм хозяев улетучивался и радость угасала на глазах.
Отказом ответили все до единого, кого Фёдор Иванович и Фёдор Петрович увидели за целый день.
Одни ссылались на то, что из поместий не пришли ещё деньги. На дворе август; урожай покуда не собран, а что собрано — то не продано. Мол, сами пока на бобах сидим… При этом, сидя на бобах, обязательно приглашали в ближайшее время кто на бал, кто на званый обед.
Другие отговаривались тем, что поиздержались за лето. Поездки, наряды, развлечения, столичная светская жизнь с её драгоценной мишурой… Теперь уже осень скоро, пора путешествий на воды, куда-нибудь в Баден-Баден. Всё дорожает, а европейские курорты и раньше были недёшевы. Тут каждая копейка на счету — не обессудьте, граф.
Третьи обновляли выезд, заказав новые кареты и орловских рысаков за немыслимые тысячи; четвёртые, как назло, только-только выкупили ложи в петербургских и московских театрах на несколько лет вперёд; пятые выдавали замуж дочерей, шестые обживали и обставляли очередной особняк…
Денег в долг ни у кого не было.
Кто посмелей и почестнее — спрашивали прямо: с каких доходов намерен Фёдор Иванович возвращать огромный заём? Ни службы у него, ни поместий, ни даже наследства какого-никакого в ближайшей перспективе. Кредитору что, на отыгрыш надеяться, когда снова повезёт графу за карточным столом? Но игрецкая фортуна — дама капризная. И уж коли отвернулась она, кто знает, когда повернётся снова… Да и повернётся ли?
— А ты чего ждал? — подливал масла в огонь Фёдор Петрович, забираясь в экипаж после очередного неудачного визита. — Что все наперебой ассигнации тебе понесут? Что золото в карманы силой пихать станут? Галантный век закончился, и люди поменялись: нынче всяк старается кубышку свою подальше держать.
— Похоронили меня, — сквозь зубы мрачно говорил Фёдор Иванович. — Живым похоронили, три года назад ещё. А как вернулся — за паяца держат. Рубашку им сними, татуировки покажи…
Выручить графа Толстого желающих не нашлось, и к ночи кузены возвратились в дом на Фонтанке.
— Однако, дела, — протянул Фёдор Иванович; завалился на любимый свой диван, как был, одетым, и закурил поданную Стёпкой трубку. — Что, Феденька, не будет ссуды грубияну и проказнику? Прокатили меня все до единого!
— Видно, так, — вынужден был согласиться кузен. — И что же теперь?
— Известно, что. Пропишут на чёрной доске как подлеца, не заплатившего долг чести, и ославят на всю столицу… Бесчестный подлец граф Толстой Фёдор Иванович — каково звучит?! Чёрт… Вот чёрт! На Москве я б денег в сто раз быстрей собрал! Так ведь мы в Петербурге… И князь Львов, как назло, в белокаменную съехал. Уж он бы точно не отказал.
— Сергей Лаврентьевич сам в долгах как в шелках, — напомнил Фёдор Петрович. — Даром что герой и генерал. Его на этот счёт разве что ленивый не поддевает.
Фёдор Иванович сердито сосал трубку и бурчал:
— А всё одно князь — человек опытный, придумал бы что-нибудь. Хоть подсказал бы, у кого денег занять можно. Кому что наплести, чтобы не отказали… Чёрт! Чёрт! Чёрт! Ну, знать, придётся самому. А ты езжай.
— Может, я лучше у тебя останусь? — с сомнением переспросил кузен.
— Нет уж. Езжай, говорю.
Слова прозвучали холодно и жёстко, их сопровождал столь же холодный жёсткий взгляд. Фёдор Петрович не нашёлся с ответом, обречённо покивал и уехал.
Глава V
Стоило кузену затворить за собой дверь, Фёдор Иванович тут же выбросил его из головы.
Время позднее, утро не за горами, а до тех пор сделать предстояло много. Кто-нибудь другой, проведя больше суток на ногах, для начала решил бы поспать, но деятельный граф о сне даже не думал.
Верный Стёпка дремал за дверью на сундуке в коридоре и по первому зову являлся с трубкой или очередной чашкой кофе: всю ночь Фёдор Иванович дымил без устали и налегал на любимый напиток. Но главное — приводил дела в порядок.
Собственно, дел было не так много — разобрать бумаги да написать письма. И вот ещё: оставшись один, Фёдор Иванович тут же отправил на окраину города порученца. Сказано ему было имя человека, кого надо разыскать хоть на морском дне, хоть на смертном одре, и доставить любым способом, во что бы то ни стало, невзирая на время.