Биографы Веспуччи зачастую проецируют его последующее величие на молодые годы, до неприличия превознося его значимость в делах Лоренцо ди Пьерфранческо. Но он не был главным менеджером или куратором бизнеса этого суперолигарха и не руководил банком семьи Медичи. Он не принадлежал, что называется, к числу молодых да ранних руководителей крупных корпораций. И если Америго и вправду родился в начале 1450-х, то не являл собой случай необычно раннего взросления. Во-первых, если судить по скромности проходивших через его руки товаров, упоминавшихся в его письмах, он был скорее мажордомом, ответственным за наличие всего необходимого в доме и своевременное пополнение запасов[84]. Подобные работы до недавнего времени возлагались на дворецкого, а сейчас (во всяком случае, с учетом нынешней социальной разборчивости и требований политической корректности) таких исполнителей называют домашними менеджерами. Но Америго, похоже, хорошо справлялся со своей работой, так как его обязанности постепенно расширялись, и в 1488 году, когда Лоренцо ди Пьерфранческо обрел достаточно опыта, чтобы вести все дела самостоятельно, он стал использовать Америго для поручений самого разного рода. В сентябре того года Лоренцо ди Пьерфранческо доверил «дорогому Америго» продажу вина и взыскание долгов.
Постепенно Америго обрел широкий круг собственных клиентов. Он продолжал решать бизнес-вопросы для членов семей Веспуччи и Медичи, выступая посредником между Лоренцо ди Пьерфранческо и его не всегда сговорчивыми компаньонами. Он покупал безделушки для жены Лоренцо и подбирал ему деловых партнеров. Он выступал гарантом по долговым обязательствам и собирал долги по поручению кредиторов. Заключенные в долговые тюрьмы обращались к нему за помощью из своих смердящих камер. Он вошел в сговор с одним из тюремщиков, который попросил у него пару женских туфель, «потому что мы готовим маскарад… Простите, если просьба вам покажется дерзкой»[85]. Подобный язык обычно используют шантажисты мелкого пошиба. Он контролировал счета агентов семейства Медичи. Некоторые туманные отсылки в его письмах к женщинам, чьи личности невозможно или сложно установить, заставляют нас подозревать, что он выступал и сутенером, – это слово я употребил в первом предложении предисловия к книге. Или «сводник», если выразиться деликатнее. Он явно выступал в качестве посредника для коллеги, который просил его передать кольцо для «леди»[86], и для своего кузена, просившего его связаться с некоей «Моной В»[87]. Тот же самый клиент просил его доставить ему кое-какие книги.
Все доверяли ему, особенно полусвет, однако уважение, которое к нему испытывали, было криминального свойства, хотя совсем не к этому с юных лет призывал его стремиться отец. Америго обладал качеством, которое, согласно Артуру Миллеру, должно быть присуще успешному торговцу: он умел «нравиться». Он расточал притягательную любезность – необходимый дар для обретения друзей на период успеха; излучал надежность и мог убедить кого угодно в искренности своей дружбы – скорее, впрочем, в стиле американского комедийного актера, однажды сказавшего: «Будь искренен, сынок, даже если думаешь иначе». Просители искали его поддержки, а патроны ценили его суждения. Он становился мистером «решателем проблем», флорентийским Фигаро, способным уладить всё и вся в городе. Америго участвовал в торговле вином и, возможно, драгоценными камнями или ювелирными изделиями, на свой страх и риск: эти товары время от времени упоминаются в письмах от компаньонов и покупателей. В основном же роль его состояла в посредничестве при купле-продаже ювелирных изделий для своих клиентов. Он, похоже, скопил некоторый капитал, но не слишком значительный. Единственное свидетельство, которым мы располагаем, состоит в том, что, покидая Флоренцию, он оставил младшему брату Бернардо на хранение рубины и жемчуг. О них он вспомнил на смертном ложе двадцать лет спустя и попросил Бернардо продать их, если они у него сохранились, а вырученное потратить на помин его души[88].
В молодости, если подытожить, его интересовали не наука или государственные дела, а бизнес. Как раз этот арифметический талант к подсчетам прибылей и убытков, хитрость и изворотливость, льстивость и пронырливость помогли Америго на более позднем этапе его карьеры, когда смена вида деятельности превратила его в лоцмана, навигатора, исследователя и космографа, нуждающегося в вычислениях иного сорта. Такой жизненный вираж, как превращение сугубо делового человека в мечтателя-авантюриста, всегда ставил в тупик ученых мужей; но две фазы жизни Веспуччи смыкались в одну в силу верности навыкам «низкой» жизни и следования своей ментальности. Человек с «бухгалтерскими» мозгами, привыкший терпеливо сидеть над счетами, способен перестроиться на кропотливое наблюдение за звездами по ночам.
84
I. Masetti-Bencini and M. Howard Smith,