– Этого так не поймаешь, – уверенно заявила Элли. – Его надо выследить… а я умею выслеживать. Хотя он все равно не дается. Он просто бояка. Меня он вот тут проткнул, гляди, – показала она на свою ладонь.
Уж этого Уильям никак не ожидал услышать.
– Прямо насквозь? – спросил он и даже стиснул кулаки на всякий случай. Одно дело ободрать локоть или разбить колено, но ведь насквозь – это самая настоящая рана! Сколько должно быть крови! На память пришел Крюк – чудовищная Тень, колоссальный ящер, который нашел свою смерть меж отвесных стен ущелья, в висячей деревне, упав грудью на опорный столб разрушенной платформы. (И это, кстати говоря, – часть одной из самых интересных историй, подаренных человеку Создателями!)
– Не вытащишь потом! – сказала Элли, изображая это как-то нелепо, отчаянно дергая рукой. – Уж лучше его не цапать.
И этот новый опасный зверь, уже юркнувший куда-то на дно овражка, без конца поддакивал ей из своего укрытия смешным голосом, словно мамина подружка – маме.
К тому времени, как небо над деревьями похорошело и залилось первой предрассветной краской, дурные предчувствия успели изрядно сотрясти Уильяма. Они с Элли как раз присели отдохнуть на ствол поваленной пихты; девочка начинала клевать носом, но все еще стойко продолжала рассказ о том, как однажды видела в этой части Леса редкого барсука с черной полоской посередине лба.
– Мне надо возвращаться, – неуверенно сказал Уильям.
– Ты меня совсем не слушаешь, – обиженно протянула девочка, но потом, зевнув, сказала: – Хотя это правда, я с тобой уже заболталась.
– Если я не вернусь до того, как они придут сюда… – добавил Уильям и задумался. – Будет плохо. Я и так рассердил учителя. И мама! Что теперь скажет мама! И цветы…
На него разом налетело столько тревог, что он не мог понять, какой из них нужно уделить внимание. И увидел ирисы. Они лежали рядом, из букетика рассыпавшись в шесть или семь вислоухих голов. Цветы не спали; без слов они корили его, что он бесстыдно носил их с собой всю ночь, так и не сделав то, для чего был послан обратно в Лес. А Элли посапывала с другого боку, мало-помалу заваливаясь на его плечо.
– Цветы, – твердил мальчик, – я должен вернуть их. На место.
– Какое место? – сквозь сон пробормотала Элли. – Я знаю всякие места… и все-все тебе покажу. Там есть пролески и водосборы… еще ветреницы.
– Ирисы! – громко сказал Уильям. – Я должен вернуть ирисы!
Элли мгновенно проснулась – и все поняла.
– Не бросай их здесь, не бросай! – пронзительно закричала она. – Они погибнут, если ты оставишь их здесь!
– Но меня же и в самом деле съедят, если я…
– Неправда! – оборвала она его. – Ты врун, но ты совсем-совсем не трус! Возьми их с собой, так будет лучше.
– И тогда цветы не умрут? – обрадовался Уильям.
– Умрут, – вздохнула Элли и вдруг тихонько всхлипнула.
Не зная, чем развеселить ее, он спросил, как будто между прочим:
– Тебе, может, тоже нужно чего-нибудь съесть?
Он не столько беспокоился о ней, сколько о собственном пустом животе – ведь он голодал со вчерашнего дня.
– А, – махнула рукой девочка и снова зевнула. – В Лесу полно… всякой еды. И потом, есть я не так уж люблю. Вот сон – другое дело. Без него никак нельзя…
Уильяму интересно стало, что у нее за еда, и он теперь жалел, что не подумал спросить раньше. Элли предложила спрятать ирисы под рубашку, чтобы их никто не увидел, и взяла с него обещание, что он придет на следующий день.
– Потому что сегодня я буду спать, – пояснила она. – Ты меня очень утомил.
Она проводила его почти до самого берега, указывая по дороге ориентиры, которые должны были помочь ему не заплутать и выйти к их полянке. На месте, где Уильям накануне свернул не туда, в широком стволе дуба зияло преогромное дупло, – и ему стало немного стыдно из-за того, что он его не заметил.
– От дуба – налево, не направо, – серьезно говорила девочка. – Направо только со мной. Дальше я не пойду – до встречи!
Она понеслась обратно в чащу, колыхая своей синей одежонкой – и скоро скрылась из виду, а Уильям смотрел на старый дуб и вновь думал о том, не чудилась ли она ему все это время – как призрак из книги, вызванный лишь затем, чтобы заморочить голову усталому страннику.
Переведя глаза в сторону, он увидел, как солнце неумолимо взбирается по ветвям. «Я вернул Блага, я не виноват, у меня их нет», – залепетал он мысленно, готовясь при случае повторить это вслух – без запинок и немой робости. Только бы не попасться опять учительскому взгляду. Только бы не попасться.
Он побежал по направлению к берегу, но все же не очень быстро – от таких приключений начинали побаливать ноги. Солнечные лучи насмешливо поглядывали на него с левого боку; а он продолжал говорить себе – еще не так высоко, еще можно подстеречь остальных где-нибудь у арки и смешаться с ними, когда они пробьются в ворота, и переждать снаружи, за статуей, и найти самому дорогу через переулки, и донести цветы до рук Лены и все объяснить ей…