– Повезло же, что господин Ватари сегодня не пришел, – промолвила она. – Что ты там внизу все ищешь?
Рональд сидел за столом, на котором сох в одиночестве на большом прямоугольном подносе последний кусок пирога с яблочным джемом. Он недобро покосился на мальчика и пробормотал чего-то себе под нос.
Мадлен посмотрела на него с ласковым снисхождением.
– Ступай на службу, – посоветовала она ему. – Бурчишь, а сам расселся, как законописец.
Отец фыркнул, но шляпу натянул охотно. Мать проводила его игривым взглядом наябедничавшей на обидчика плутовки. Вообще-то ранняя прогулка на палубе ее несколько взбодрила; она кинула газеты на кровать и тоже собралась бежать на благофактуру, но вспомнила, что ей предстоит решить – как же быть с Уильямом?
Увидев помятые и обессиленные, но все еще живые ирисы, она чуть было сама не отправила сына обратно в Парк, но, поразмыслив, пришла к выводу, что фрау Бергер, которая продает искусственные цветы, вполне может найти им благое применение.
– Давай их сюда, Уильям.
Тот и не возражал, позволяя ей беспрепятственно завладеть цветами. Он ждал, когда же она почует запах (который порядком ослабел за ночь), но куда там! Она даже и не поднесла их к лицу, а лишь небрежно сгребла рукой и запихнула в сумку.
– Мама! Куда ты их прячешь? Там же тесно! И ты их даже не понюхала! Что ты с ними будешь делать? – завелся мальчик и принялся скакать вокруг матери, позабыв, очевидно, о том, что всю ночь был на ногах.
– Цветы я вечером отдам в умелые руки фрау Бергер, – холодно ответила та, – и для них найдется благополучное место на палубе. А вот тебе следовало бы задуматься о своем поступке.
Мальчик перестал прыгать и присел на пол, ошарашенный. Никогда он еще не слышал от нее таких неприятных, таких чужих слов, – и чего, интересно, наговорил ей учитель? А Элли – Элли все-таки хотела, чтобы ирисы оказались у него дома! Что же он сделал не так? Мама сурово глядела на него сверху вниз – и прикидывала что-то в уме.
– Вот что, юноша, – после недолгого раздумья заявила она, – завтра ты снова отправишься в Школу… Учитель обещал мне не спускать с тебя глаз.
От этого Уильям совсем приуныл и опять стал вести себя тихо. Он не таил ни капли зла на мать, нет, он любил ее! Ее слово еще имело над ним необыкновенную власть, превосходящую и власть учителя. Ради нее он готов был даже забыть об Элли – хотя и расстался с той всего час назад! Проглотив по наставлению матери три чайных ложки терпения и две – благоразумия, он забился в угол комнаты с книгой о приключениях хладорожденного волшебника Криониса. И там уже его захлестнуло горькое, как эти жидкости из склянок, чувство вины перед всеми – и перед мамой, и перед учителем, и перед другими детьми, и даже перед незнакомым ему господином Ватари. Горечь перешла на кончик носа и края глаз, и это очень было похоже на то, что случилось на берегу Парка – только сдержать слезы теперь было чуточку легче.
Фрау Левская, словно и не замечая терзаний сына, погремела в воздухе ключами и удалилась, унимая тревогу о его судьбе мыслями об уютном стуке ткацкого станка и воздушных тканях. Хлопнула дверь – и Уильям остался наедине с книгой. Он начал перелистывать страницы и смотреть на картинки, чтобы отвлечься от грусти. Голос Элли по-прежнему теплился где-то внутри него, сопротивляясь всем недобрым чувствам. Он вспомнил запах ее ладони – она пахла всякими цветами и еще грибами, каких он никогда не пробовал. Нос тут же прекратил болеть, и тогда Уильям поднялся и сгрыз маленький кусок суховатого пирога – и это помогло прогнать неприятный вкус с языка. Он вернулся в свой уголок к раскрытой книге и, оттолкнувшись от светло-зеленой стены, нырнул с головой в историю Криониса. Крионис, измученный, обливающийся талой водой, искал среди песков пустыни вход в древнюю подземную пещеру, – но вместо этого встретил какую-то странную девушку, которая состояла из еще более холодного льда, чем он сам, но почему-то не таяла, а еще у нее почему-то были темные волосы, которые опускались до шеи, и она улыбалась так, будто расхаживала по той самой хрустальной пещере, а не под палящими лучами коварного солнечного диска…
Он проснулся глубокой ночью в своей кроватке, вспотевший, жутко напуганный и весь в недоумении. Но его успокоило негромкое, отрывистое рычание – это храпел герр Левский, и не было никакого сомнения в том, что рядом с ним спит и мама. Мальчик же сновидениями насытился и не хотел к ним возвращаться – да и не мог. Он попробовал вспомнить, что же все-таки творилось в этих сновидениях, но это удавалось ему плохо, еще и храп постоянно встревал, поэтому он решил подумать о чем-нибудь другом. Конечно, впереди всех на это решение отозвалась лесная девочка, и Уильям с радостью освободил для нее место – до самого утра.