Тот уже отошел в сторонку и, повернувшись спиной, делал вид, что изучает большущую вазу с гелиотропами и ничего не слышит.
– Без того огорчаюсь в конце дня, а тут еще и ребенок, – пожаловалась Мадлен.
– Так не огорчайтесь! – весело откликнулась цветочница. – Так вы не хотите приобрести искусственный цветок? Ваш мальчуган, между прочим, уже абутилоном увлекся. Прелестное, так сказать, растение!..
– Как же, это ведь праздность, это не принято… Вы забываете о моем положении.
– А мне говорили так, что рассмотрят закон, чтобы все должны были иметь хотя бы одно такое растение, – поделилась фрау Бергер. – Вы знаете, как они толкуют предписания: сегодня так, завтра эдак. Сегодня сбивает с пути, завтра наставляет и поощряет к труду.
– Ну, пока еще рассмотрят, мы с вами в облака пойдем, – ответила Мадлен.
– Вероятно, так, – пожала плечами фрау Бергер. – Но ко мне вы все-таки заходите!
– Зайдем, еще зайдем! – улыбнулась Мадлен и направилась к широким створкам стеклянной двери. Уильям, кинув еще озлобленный взгляд на цветочницу в завитках, последовал за матерью.
Фрау Левская не стала его ругать, и это было благоразумно: ей предстояла долгая готовка, а пироги из волнений получались недостаточно воздушными, уж ей это хорошо было известно. Уильям и без того очень опечалился, но, к счастью, тошнота не давала больше себя знать.
3-я Западная улица погрузилась бы уже во мрак, если бы не зажглись ряды одинаковых фонарей, похожих на леденцы из кондитерской. Пассажиров на мостовой видно не было, они занимались всякими делами за горящими окнами. Уильям подбегал к стенам апартаментариев и старался подпрыгнуть как можно выше, чтобы подсмотреть хотя бы в нижние окна. Ему было интересно – как проводят свободное время другие люди? Читают ли они газету и книги? готовят ли вкусные пироги? зовут ли к себе домой гостей? о чем говорят со своими детьми? Мать с недовольной миной сворачивала за ним, брала его за плечо и возвращала на дорогу, указанную с обеих сторон учтивыми фонарями. Свет проследовал с ними до самого конца улицы, а потом взлетел над темной оградой и унесся к рабочим постройкам соседней палубы, к большим полукруглым, как в Школе, окнам, и слился с удаленным рокотом механизмов.
В апартаментарии № … не горело ни одно окно.
Фрау Левская в изумлении приостановилась, и Уильям, почуяв свободу, быстро добрался до окон первого этажа. Некоторые из них были распахнуты, и он слышал разговоры, но разобрать, о чем говорили, было трудно. Несколько сбитая с толку, Мадлен двинулась к парадному, и только уже внутри хватилась сына и громко позвала его. Уильям опасливо шагнул в черный проем, и тотчас его нащупала внимательная рука матери.
В глазах у обоих стояли желтоватые пятна от фонарей; Мадлен опиралась на старые перила («В доме живет реставратор, а дом того гляди обрушится») и вела мальчика за собой. В каком-то месте он попал тупым башмаком в подступенок и наверняка разбил бы себе нос, но мать вовремя выставила руку, сама рискуя свалиться с лестницы. Все же они благополучно достигли нужной двери – крайней правой на четвертом этаже, с круглой деревянной табличкой – как на всех дверях в парадном. Номер на табличке можно было различить, привыкнув к темноте.
Последней надеждой был крохотный, почти незаметный и днем, выключатель в стене на площадке. Но без электричества от него не было никакой пользы, в чем они и убедились.
Зеленая дверь с табличкой оказалась незапертой и вела, как и дверь парадного, в кромешную тьму.
– Ну что за сюрприз! – всплеснула руками мама.
Свет крайних фонарей как-то ухитрялся проникать через окно с улицы; благодаря ему в фигуре, распростертой на большой кровати, угадывался отец. Тот рухнул на кровать, не избавившись даже от рабочей куртки, а шляпу зачем-то надвинул на лицо – будто от такого света нужно было защищаться. Недолго думая мать крадучись подобралась к изголовью и аккуратно спихнула шляпу. Тут же она попятилась, чуть не сшибив Уильяма: шляпа была измазана какой-то липкой смесью – как раз в том месте, где она ее ткнула.
Рональд, конечно, только притворялся спящим. Он привык в это время ужинать и теперь, несмотря на обстоятельства, ждал. Когда стало ясно, что жена и приемный сын вернулись, он перекатился на бок и потянул руку к спинке ближайшего стула.
– К соседям заходил, знают? – услыхал он жалобный голос.
– Знают, что света нет. Что случилось, никому не ведомо.
– Совсем не ведомо? – спросила жена.
– Провод, может, менять будут…
– А мы никого не видели.
– Зайдут еще, – неуверенно сказал Рональд.
– Вот оно, значит, как, – вздохнула жена. – А твоя шляпа? Надо же, такая старая, это даже впотьмах заметно, а я не обращала внимания. Верно сказал Господин – у тебя неблагополучный вид! Пора на новую откладывать. И надо бы сперва костюм посмотреть для парада, стыдно выходить в одном и том же седьмой год, – проворчала она, тщетно пытаясь разглядеть, чем именно запачкался кончик пальца.