— Как могу я, мать, есть своих детей? О чем ты говоришь? Увы! Наверное, кто‑нибудь найдет и съест их. Только ты можешь их спасти. Прошу тебя, измени их снова, чтобы никто не мог их съесть. Никогда они не будут смеяться над Диневаном. Никогда я не буду презирать тебя. Я навсегда поселюсь в твоем дардуре.
— Зачем мне брать тебя в свой дардур теперь, когда ты стара? — И он отвернулся и продолжал что‑то вырезать на своем бумеранге при помощи зуба опоссума.
— Умоляю тебя, измени их так, чтобы никто не мог съесть их. Я отдам тебе навсегда жернов Дури моего прадеда. Никто, кроме законного владельца, не может им пользоваться, потому что тогда он начинает ворчать. Я отдам тебе этот камень, принадлежавший в старину виринунам рода моего отца. Из всех жерновов только он имеет голос.
— Принеси мне Дури, и я изменю твоих девочек так, что их никто и никогда не сможет съесть.
И женщина принесла самое дорогое, что было у нее, — магический камень своих предков, заворчавший, когда она положила его у ног виринуна.
— Теперь иди в заросли, — сказал виринун. — Там ты найдешь своих детей и увидишь, что я сдержал обещание. Уже сейчас они такие, что никто не сможет их съесть.
Женщина отправилась туда, где она видела Юайа. Она шла в надежде снова увидеть своих детей. Но когда она пришла на место, то опять нашла лягушек.
— О мои дочери, мои дочери! Неужели я никогда не увижу вас такими, какими вы были раньше?
Она громко заплакала, как бы оплакивая мертвых. От Юайа не было ответа, и они не смотрели на нее. Плача, она нагнулась, чтобы поднять одну из них.
— Виринун обманул меня! — воскликнула она. — Конечно, никто не станет их есть — ведь они стали каменными.
Так и было на самом деле. Некоторые из них оказались из простого серого камня, другие — с зеленой полоской, как у лягушек. Ее дочери навсегда останутся каменными, как это случилось с лягушками, выкопанными женами Байаме Биррой-нулу и Каннан-бейли. Их поставили варить перед тем, как женщины совершили роковой прыжок в источник Куриджил. Оттуда Курриас понесли женщин вниз по реке Нарран. За ними последовал Байаме, превратив найденную ими пищу в камни, чтобы навсегда отметить это место.
Мать знала, что эти каменные лягушки и по сей день лежат у источника. По воле злого виринуна такими же стали и те, кто были ее девочками.
Меа-мей — семь сестер
Варрунна долго охотился, вернулся в стойбище усталый и голодный и попросил у матери дарри — лепешек из семян травы, но она ответила, что их не осталось. Тогда он попросил у даенов зерен дунбар, чтобы испечь себе лепешек, но никто ему ничего не дал.
Рассердившись, Варрунна сказал:
— Я уйду в далекую страну и буду жить с чужеземцами; мой народ уморит меня голодом. — И он ушел, разгоряченный и разгневанный. Взяв оружие, он отправился искать новый народ в новой стране.
Через некоторое время он заметил старика, вырубавшего гнезда пчел. Старик повернул голову в сторону Варрунны и наблюдал за его приближением. Когда Варрунна подошел к старику, то с удивлением заметил, что у того нет глаз, хотя, по-видимому, он следил за ним задолго до того, как смог услышать его шаги.
Варрунна испугался незнакомца, лишенного глаз, но повернувшего к нему свое лицо, как будто он видел его все это время. Но он решил не показывать виду, что испугался, и подошел прямо к нему. Незнакомец сказал, что его имя Муруну-мил-да и что его племя так называется потому, что у них нет глаз, а видят они носами.
Варрунна нашел это очень странным и продолжал бояться, хотя Муруну-мил-да казался гостеприимным и добрым — дал ему миску из коры вирри, наполненную медом, рассказал, где находится его стойбище, и разрешил Варрунне жить с ним.
Варрунна взял мед и сделал вид, что идет к стойбищу, но, скрывшись из виду, счел за лучшее повернуть в другом направлении. Через некоторое время он подошел к большой лагуне, где решил остановиться, напился и лег спать. Проснувшись утром и оглядевшись, он вместо лагуны увидел только большую равнину. Варрунна подумал, что это ему снится, протер глаза и снова осмотрелся.
— Удивительная страна! — воскликнул он. — Сначала я встречаю человека без глаз, который все видит. Затем ночью я вижу большую лагуну, полную воды, просыпаюсь утром и не вижу ее. А вода здесь, наверное, была — ведь я ее пил.
Пока он размышлял о том, каким образом вода могла так быстро исчезнуть, он увидел, что надвигается буря, и поспешил укрыться в густом кустарнике. Здесь он заметил срезанную кору, лежащую на земле.