Выясняю, что лошадь упала оттого, что земля на клумбе была глинистой и через час перемешивания ее Ваниными ногами превратилась в вязкую ловушку. Когда конь попытался шагнуть, то потерял равновесие и свалился набок.
Только после отъезда репортера я представил себе, какова будет реакция телезрителей, видящих на экранах бьющуюся в постромках лошадь. Защитники прав животных потребуют от полиции забрать у меня лошадь за издевательство над ней. Срочно позвонил на телевидение и попросил вырезать эти кадры или вообще не показывать репортаж. Они, действительно, вечером показали только переломанные оглобли, но не лошадь на земле.
Нужно было срочно ремонтировать оглобли. Директор музея вызвал на помощь работяг Джима и Мэта Шагли. Они за час сварганили новую оглоблю и отремонтировали старую.
Я привязал лошадь, задал ей корма и, по приглашению Дэвида Картера, владельца соседнего отеля, остановился там. Он отказался взять у меня деньги за постой, так что переночевал я в тепле, да еще бесплатно.
Придя сияющим солнечным утром к музею, я не нашел Ваню на положенном месте около флагштока. Порвал мой бельгиец крепчайшую нейлоновую веревку и ушел пастись на муравистые газоны. Слава богу, что не ушел сам по себе на запад, как случилось в Блэйне.
Пройдясь щеткой по необъятному крупу и почистив крючком копыта Вани, обнаружил, что пришла пора менять подковы. Обувка эта, даже с наварными шипами из твердых сплавов, изнашивается на бетоне и асфальте через 300–400 километров.
Мой хозяин Алэн вспомнил, что местный шериф был раньше профессиональным кузнецом, и позвонил ему, посоветоваться. Берни Гибсон вскоре прибыл на место. Это был мускулистый мужчина под шестьдесят, чуть тронутый сединой, но энергичный, как и положено шерифу графства. (Шериф в США – должность выборная, в подчинении у него несколько помощников. При муниципалитетах существует полицейское управление, начальник которого не избирается, а назначается мэром).
Берни действительно 12 лет назад был коновалом, но набрался смелости и решил баллотироваться в шерифы. К собственному удивлению, он победил на выборах, превратившись из кузнеца в шерифа графства. Сейчас он лучше справлялся с пистолетом и наручниками, чем с подковами и наковальней. Вместо ковки лошади он пригласил меня отобедать в своем ресторане. Ночевать мне предстоит на конюшне местной ярмарки, где его друзья и помогут найти какого-нибудь конюха-коновала.
В ресторане «Деревенская кухня Берни» он предложил мне заказать любое блюдо из многостраничного меню. Моя желудочная фантазия выше кровавого бифштекса не воспарила, поскольку я определенно знал о необходимом к нему красном вине. Берни составил мне компанию, но пил газировку и плел из бельевой веревки нам с Ваней в подарок веревочный кнут. Но хочу заверить любителей животных, что так я никогда им и не воспользовался.
За 12 лет на службе Фемиде Берни насмотрелся разного, но больше всего возмущался судебной системой Америки. Для каждого судебного процесса здесь выбирается двенадцать или шесть присяжных заседателей, задачей которых является определить вину или невиновность обвиняемого, а судья определяет меру наказания. Выбирают заседателей адвокаты обвиняемого и обвинителя, и вот уже на этой стадии начинается манипуляция присяжными. Более опытный и умный адвокат может выбрать наиболее благоприятный для своего клиента набор заседателей. Естественно, чем богаче клиент, тем лучше у него адвокат и тем больше возможность выиграть дело. Естественно же, что в результате в присяжные выбираются не самые умные и способные критически мыслить заседатели, а самые управляемые и тупые.
В том случае, если слушается громкое дело и о нем пишут газеты и мельтешит телевидение, то выбирают только тех, кто ничего об этом деле не читал, не слышал и не имеет о нем своего мнения. При выборе присяжных с них берут обязательство, что они не будут обсуждать это дело между собой, находясь вне пределов комнаты для заседателей. И уже речи не может быть об обсуждении его в кругу знакомых или семьи.
Мне как-то пришлось по повестке явиться в суд для отбывания этого гражданского долга. Предстояло слушание иска старика ирландца, который, идя зимой по тротуару, поскользнулся и при падении сломал шейку бедренной кости. Он судился с городом на несколько миллионов долларов за то, что дворники не побеспокоились посыпать тротуар солью с песком. Адвокаты потребовали от меня обещания не обсуждать это дело с друзьями и знакомыми. На это я был вынужден сказать, что не могу быть лжецом или тупарем, давая подобное обещание. (Мне кажется, что я действительно редко вру. То ли потому, что мне это не нравится, то ли из-за того, что боюсь забыть, о чем соврал. А еще считаю, что ложь ослабляет иммунную систему человека и увеличивает вероятность раковых заболеваний. Наверное, поэтому звери редко болеют раком.) В результате я был исключен из состава присяжных и благополучно вернулся домой, чтобы рассказать друзьям и знакомым о глупости и лицемерии американской Фемиды, ну, и заодно о собственном совершенстве в борьбе с ней.