Я стучу сейчас одним пальцем по клавишам моего компьютера, модель которого уже десять лет как перестали производить, но это лучше, чем печатная машинка – я могу сразу же переписать мысль, которая несколько минут назад для меня была верна. А пишу я под зудеж телевизионной сенсации о женщине-учительнице, матери двоих детей, которая переспала с учеником своего класса да еще родила от него девочку. Ей было тогда 32, а ему 13 лет. Вся американская мораль поднялась по сему поводу на дыбы – учительница совратила малолетнего и должна быть наказана. Я, мимоушно слушая эту историю, вначале тоже согласился с приговором суда: семь лет тюрьмы условно, и условие – она больше никогда с ним не увидится. Согласился, поскольку заранее принял моральный императив: грешно совращать малолетних.
Государство отобрало у нее ребенка, а через пару месяцев ревностная полиция застукала любовников на месте преступления – они занимались любовью в ее машине, запаркованной на обочине дороги. На сей раз судья был неумолим – условные семь лет превратились в реальные, и отсидит она их за решеткой. Отберут у нее и второго ребенка, которым учительница успела забеременеть от юного любовника за пару месяцев условной свободы.
Вначале мораль моя присоединилась к всеобщей, а потом посидел я чуток в позе лотоса и вспомнил свою любовь к учительнице Марии Сергеевне. Был я первоклашкой и влюбился в нее по уши, а когда закончился учебный год и меня перевели во второй класс, то плакал навзрыд, не желая расставаться со своей первой учительницей в познании женской красоты и прося оставить меня в первом классе на второй год. Вторая любовь обрушилась на меня в седьмом классе, когда было мне четырнадцать, а Любови Георгиевне двадцать семь. Ох, как я ее любил, а ее жениха – капитана третьего ранга – ненавидел! Мне тогда казалось, что и она была ко мне неравнодушна, но наши мечты и желания уничтожила мораль – это нельзя, потому что это аморально.
Следя за перипетиями любви американского школьника и его учительницы, я понял, что здесь, в Америке, была ими реализована моя детская мечта. А история этой любви будет в будущем воспета не менее, чем любовь Ромео и Джульетты (ей было 14, а ему 16 лет).
Ричард отвез меня в медпункт, где врач выдал мне пачку таблеток «Тагамета», иногда помогающих утихомирить язву желудка. Посещение врача и лекарство были оплачены из гостевого фонда колледжа.
Вечером я отправился с семьей Ричарда в шикарный ресторан. В этот вечер он решил отметить свое воссоединение с женой, с которой год был в разводе. За это время ничего и никого лучше он не нашел и, чтобы не осложнять жизнь единственного сына Джоша, решил вернуться в семью. У Филлис, видимо, был прогрессирующий склероз мозга – говорила она невпопад, прерывала всех, при этом сотрапезники извинительно улыбались. В этой семье была прогрессирующая трагедия (как будто существуют регрессирующие трагедии!).
На следующий вечер я был ангажирован молодоженами, врачами Эндрю и Дебби Гиршман. Ей порядка 55-ти, а ему 60 лет. Причем она чуть ли не в полтора раза выше Эндрю, что, в общем-то, несущественно, так как в этой семье лидером всегда будет Эндрю. Они недавно переехали в новый дом, а медовый месяц собирались провести в России. Вот и решили меня расспросить, как там можно выжить. Местные газеты и телевидение описывают теперешнюю Россию как страну разгула преступности. Я посоветовал им быть осторожными в больших городах. Провинциальная Россия ничуть не более преступна, чем Америка. Ну, немножко пьяненькая, так еще Владимир Мономах говаривал: «Руси есть веселие пити, не может бо без того быти». А народ-то знает: «Пьян, да умен – два угодья в нем». А еще: «Пьяный проспится, а дурак – никогда». Сам-то я, несомненно, дурею, но не от всех напитков – особенно противопоказаны мне «ерш», портвейн, денатурат и все остальные напитки, продаваемые в киосках России и «ближнего зарубежья».
Утром мои помощники по уходу за лошадью Мэт и Дик проехались со мной до ворот колледжа и пожелали доброго пути. Я позавидовал этим счастливчикам, обучающимся в колледже, где созданы все условия для развития мозга и тела.
После двухдневного отдыха Ваня шагал размашисто, и его не надо было подгонять. Я так привык приветствовать встречных, что уже автоматически махал собакам, коровам и лошадям, оказавшимся на пути. Поскольку вожжи были в правой руке, то махал левой – в конце путешествия она оказалась у меня даже сильнее правой. Это я говорю о физической пользе приветливости.