Этим вечером я задержался в Нью-Йорке. Совсем забыл, что обещал пойти с Юрием на их вечерние бизнес занятия. Договаривались, что после школы мы пойдём к нему, где я останусь ночевать. Когда я возвращался в Бруклин, было уже поздно. Предполагалось, что Юра уже вернулся домой. Единственной задачей в этой ситуации было то, что я не знал, как объяснить ему свой пропуск занятий. Он по-юношески всерьёз воспринимал всё, что им втирали на занятиях, и обижался, когда я шутил по поводу его коммерческих начинаний.
Около полуночи я постучал в окно его комнаты. Юра вышел ко мне на улицу наряженный в костюм. Видимо, недавно вернулся. Вид у него был обиженный. Без всяких предисловий о том, как много я потерял в этот раз, он выразил обиду и разочарование во мне. Оказалось, на этот раз, я непростительно подвёл его. Он обещал кому-то моё появление на занятиях и возможное вступление в их бизнес ряды… Когда же я честно признался, что застрял в Манхэттене и теперь рассчитываю на спальное место в его комнате, Юра расценил моё поведение по отношению к нему, как откровенный эгоизм. Было ясно, что теперь он предоставит мне ночлег только после утомительной порции упреков. Всё это становилось до тошноты неинтересным. Ночь была и без того липкой и душной. Мне уже не хотелось ни слушать чьи-то нравоучения, ни ночевать в чьей-то комнате. До рассвета оставалось часа четыре. Я решил не злоупотреблять его, и без того, поруганной дружбой, объявил о своём уходе.
Планов на эту ночь и следующий день у меня пока не было. Вспомнил о приглашении на работу и предложении звонить по этому вопросу в любое время. С первого же телефона и позвонил. Там не спали и сразу узнали меня. На работу следовало быть к семи утра. Где это находится, объяснять он не стал. Договорились, что встретимся в шесть утра на перекрёстке Ocean Ave. и Ave H, недалеко от его дома.
До встречи оставалось около шести часов. Спать совсем не хотелось. Духота стояла утомительная. Фруктовые лавки сворачивали торговлю. В одной такой я успел затовариться всем понемногу: бананы, персики, виноград. Хозяин или управляющий, занятый подсчётами не стал даже взвешивать мой фруктовый набор, а просто назвал какую-то приблизительную сумму, которая вполне устраивала меня. На этом и разошлись.
Многие уличные пожарные гидро краны в Бруклине стояли слегка приоткрытыми. Вода постоянно бежала. И это, как всем казалось, облегчало жару. Под одним из таких гидро кранов я перемыл свой фруктовый запас и сам искупался по пояс.
Кроме пластикового пакета с фруктами, при мне был школьный портфель-сумка через плечо, в котором я обычно носил всякие необходимые мелочи. Там у меня были почтовые конверты, марки, бумага, записная книжка, ручки. Решил присесть где-нибудь в освещенном месте и написать письмо. Поклёвывая виноград, я устало плёлся в направлении Brooklyn College, что неподалёку от места нашей утренней встречи.
За сегодняшний день я отмахал по Нью-Йорку бесчисленное количество миль-часов. Возможно, я бы и подъехал вовремя к Юре, чтобы вместе посетить с ним его пресловутую школу, но уже после пяти вечера меня дёрнуло заглянуть в отель к Оноде. Тому, как всегда, было скучно на дежурстве, и он затеял со мной разговор. В этот вечер у него было ко мне очередное деловое предложение. Он тут же попросил кого-то подменить себя на вахте и увлёк меня в подземное кафе. Объяснить коротко и конкретно своё предложение Онода не мог. Интригующе улыбаясь и дружески похлопывая меня по плечу, он пригласил за столик, заказал у своих сестёр напитки и мороженное, а сам куда-то исчез. Вернулся с увесистым портфелем. Прежде чем показать мне что-то, Онода поведал историю о том, как он прилетел в Нью-Йорк еще в 70-х годах и начал работать на Семью. О самой работе он обещал рассказать более подробно. Затем, он, наконец, открыл свой портфель и вытащил кипу картинок с видом Нью-Йорка. Выполнены они были каким-то особым способом, что придавало изображению некоторую объёмность. Картинки мне понравились. Оказалось, работа заключается в уличной торговле этими шедеврами. И не только картинки. Возможен и другой товар, но рекомендовалось начать с этого. Я поинтересовался ценами. В случае продажи, должен был сдавать Оноде по три доллара за каждую проданную. Продавать рекомендовалось по пять долларов. Звучало всё это не так уж и плохо. Но я не был настроен на то, чтобы приставать к прохожим и уговаривать их приобрести это. Однако Онода был полон уверенности в успехе дела.