— Они, наверное, ее очень любили.
— Я тоже так считаю. Некоторые мои коллеги убеждены, что она владеет гипнозом, но я не верю в эту чушь.
— Подождите… То есть вы хотите сказать, что…
— Что нужно быть осторожнее с ней. Я знаю, Джеймс, это удивительно красивая и замечательная девушка— но ее слово имеет слишком большой вес. За эти два года я неоднократно в этом убедился.
— Инспектор Грэйг?
— Да?
— Но что делать, если я уже влюбился?
— А я не запрещаю. Люби, ради Бога. Может, она тебя тоже полюбит и образумится… Просто будь на чеку. Не позволяй ее желаниям стать твоими и никогда не делай того, о чем трижды не подумал.
Он хлопнул меня по плечу. Я слабо улыбнулся. Инспектор уже поворачивал ручку двери, когда обернулся и добродушно ухмыльнулся.
— И если еще будешь угонять машину, ставь ее на место поаккуратнее.
Я застыл, открыв рот. Грэйг ушел, извинившись перед мамой за беспокойство. Стоило двери закрыться, как мама круто обернулась и уставилась на меня. Все ее нутро было пронизано подозрительностью.
— О чем вы говорили?
— Об одном человеке, — я улыбнулся. Хоть это был и не самый приятный разговор, но я чувствовал себя прекрасно.
Глава 6
Все-таки две бессонные ночи подряд не пошли мне на пользу— в понедельник на истории я то и дело падал головой на парту. Крис неодобрительно качал головой— на всех тестах его последней надеждой был я, ибо моя память как-то феноменально впитывала исторические события и даты. Но я был не в состоянии слушать о войне в Мексике— туманный образ Америки в кузове джипа Канье и с бутылкой коньяка, стоящей больше, чем половина моего дома то и дело всплывал перед глазами, «бесстрашная и дерзкая»— эти слова пошли в качестве саундтрека ко всем моим снам.
На перемене Крис схватил меня за локоть и завел в мужской туалет на втором этаже. Он припер меня к стенке и уставился мне в глаза.
— Хм… — наконец-то произнес Крис. — Зрачки нормального размера. Значит, ты не под кайфом.
— Брось, Крис.
— Тогда какого черта ты ведешь себя как спящая красавица под героином?
— Крис, я просто не выспался.
— Кому ты тут заливаешь! Я прекрасно знаю, что бессоницы и авитаминоза у тебя не бывает. Что ты делал сегодня ночью?
Я сглотнул. Крису невозможно врать— стоит случайно взглянуть ему в глаза и язык просто начинает пороть откровенную чушь. И я выбрал сказать правду.
Потирая глаза и зевая там, где должны быть знаки препинания, я рассказал всю эту длинную историю с джипом Канье. Но я не сказал, что Америка раскрыла карты. Я открыл ее единолично, сам, без его помощи, и сохраню этот секрет.
— Вот черт! — Крис хлопал в ладони и улюлюкал.
— Только это было вчера ночью, а не сегодня.
— И тебе не хватило целого дня выспаться?
— Дело в том, что я нашел страничку Америки в социальной сети и смотрел не всю ночь.
— Меня не интересует, помогло ли это тебе приблизиться к разгадке тайны. Просто скажи— там были ее голые фотографии?
— Нет. Только в купальнике.
— Грусть— печаль. Блин! Звонок через три минуты, а нам в другой конец школы тащиться!..
Мы побежали на английский.
Мисс Эрол— красивая женщина с чуть тронутыми серебром висками— говорила о предстоящем нам эссе по книге «Убить пересмешника». Мисс Эрол моя любимая учительница, у нее на уроках всегда интересно и даже чуть весело.
Когда пришло время идти на перемену, мисс Эрол бесшумно скользнула к моей парте.
— Джеймс? — ее негромкий голос однако был прекрасно слышен сквозь шум толпы.
— Да, мисс Эрол?
— Америка Джонс просила тебе передать.
Она протянула мне толстую книгу в красивом бархатном переплете благородного темно-синего цвета. Но на обложке не было названия.
— Эм… Спасибо… Она не говорила, что это за книга? Просто здесь не написано.
— Она сказала, что эта книга не имеет названия, но как только ты начнешь читать, ты сразу поймешь, о чем она.
Мисс Эрол обворожительно и таинственно улыбнулась и погладила меня по плечу, после чего прошла на свое место за столом. Я торопливо сунул книгу в рюкзак и побежал дальше.
Придя домой, первое, что я сделал— схватился за книгу. Мне не терпелось узнать, какие тайны она хранит. И я, жадно облизываясь и дрожа от нетерпения, открыл ее.
На первой странице бумага была шуршащая, плотная, дальше листы были гораздо более тонкие. Посередине первой страницы было крупно выведено:
«Джеймсу от Америки».
Я перевернул лист.
«Прежде всего я хочу сказать, что данная книга— просто находка. Однажды я ходила по городу и наткнулась на магазин старьевщика. В таких лавочках всегда царит атмосфера прошлого— здесь все пахнет временем, которого уже не вернешь. Обожаю такие места, и только ты знаешь об этом моем предпочтении, Джеймс.
Возможно, у меня плохой почерк и тебе сложно разобрать, что здесь написано…»
Почерк был просто восхитительный, хоть и шел немного неровно— листы были не разлинованные, так что это нормально.
«… Но мне кажется, что ты все-таки поймешь. Даже если не поймешь— почувствуешь.
Все, что я тебе сказала тогда в кузове машины— правда. Но чтобы ты знал— я не впадаю в депрессию без алкоголя. Я соврала. Я пью потому, что я испорченная глупая девчонка, которая вечно ставит людей (дорогих ей людей!) в глупое положение.
Порой мне кажется, что я могла бы спасти родительские отношения. Но я предпочла сидеть на пляжу и громко рыдать, запивая слезы текилой. Нужно было действовать. А я просто пропила это время. И за это была наказана.
Я хранила эту книгу чистой— похоже, я чувствовала, что придет момент, когда она мне по-настоящему понадобится.
Я думаю, что таким людям как я лучше жить отдельно от общества. Где я— там беды. Где я— там трещины.
Ты тот самый человек, который… Я не могу подобрать слова. Просто ты тот самый. Тот самый, который нужен мне. Проблема лишь в том, что я сама— уже большая проблема. И я не могу найти объяснений. Я считаю, что мне нужно покинуть этот мир навсегда. Мне ужасно этого не хочется. Я просто хочу жить, но… Но мне нельзя. Хватит приносить беды людям.
Ты можешь вырвать это глупое письмо и использовать оставшиеся листы действительно по назначению, а не как я. Не поверишь— я писала весь остаток ночи. Сегодня меня не было в школе, я заскочила только на минутку к мисс Эрол. Из всех наших учителей и одноклассников я могла положиться только на нее— только она не стала бы даже открывать эту книгу.
Я— один большой глупый импульс. И я очень этому подвержена. Поэтому все, о чем я тебя прошу— не переживай. В своей смерти виновата только я.
Я тебя люблю.»
Я откинул книгу от себя как что-то мерзкое и опасное. Меня прошиб пот. Мне было очень страшно. В ушах гудело, сердце неистово билось в груди, пальцы окоченели и не сгибались.
И тут в мой мозг наконец-то прорвались мысли. Америка может умереть, если еще не умерла.
Я выбежал на улицу. Как раз домой подъехал папа.
— Джеймс! Куда ты?
Я не ответил. Некогда.
Я бежал как угарелый. Люди отпрыгивали от меня, кричали в след. Но это все было неважно— решалась судьба человека. Не просто человека, Америки Джонс.
Жить или не жить.
Когда я увидел ее дом, меня повело в сторону. Черт. Почему-то этот красивый и большой дом внушал мне дикий страх.
Я вбежал по ступенькам к двери. Раз-два-три, раз-два-три. Нужно немного отдышаться.
Дверь никто не открывал. Что же это— я опоздал?
Нет!
Я начал ломать плечом дверь— разбегался и бился. Но результата не было. Черт.
Я оббежал домой— черный ход! Дверь легко поддалась.
Я очутился под лестницей, ведущей на верхний этаж. Здесь я увидел, как на обратной стороне бедра Америки расплывается темный засос. Здесь то терял, то обретал надежду.