Святая Троица, прости и помилуй меня, грешного. Прости и помилуй. Ты видишь, я не виноват. Ах, не виноват! Ох, не виноват!
21
В мусоре кардиналов ничего нет.
Из того, что ищу я.
Брут еле сдерживает себя, еще немного, и — у! — у него лопнет (он окончательно потеряет) терпение.
— Посмотри получше, приятель.
Приятель?
— Ничего нет. Говорю, ничего.
Мария фыркает.
— Который день все ищешь и ищешь. Можно узнать — что?
— Доказательства. Я должен их найти.
Гораций навостряет и без того стоящие торчком — у! — уши.
— Какие доказательства?
Сам не знаю, а знал бы, все равно-о-о бы вам не сказал.
Вам, товарищи европейцы.
Мусор — это истинное (подлинное) лицо человека, которому он принадлежит (к которому имеет отношение).
Доказательств нет как нет.
Но — о! — они должны быть. Ибо ничто не минует мусорной свалки. С мусором связана вся жизнь великой Страны.
Он — альфа и омега нашей жизни.
Быть не может, чтобы кардиналы не оставили доказательств (у! улик). С помощью которых я бы поймал их за руку, шантажировал, уничтожил.
Лицо Брута — ах ты! — чернеет, становится злым.
— Мы рисковали жизнью, таская мусор по твоему заказу. Что теперь?
— Несите еще.
Мария уставилась на меня так, будто перед нею существо неполноценное.
Вызывающее брезгливость.
— Дурак. Ты дурак. Когда улик нет, их фабрикуют.
— Точно, — подтверждает Гораций. — Придумывают.
— Это проще пареной репы, — хихикая, подзуживает Кассий.
— Раз плюнуть, — подзадоривает Брут.
Ох ты!
Ого!
Огого!
— Что ты так смотришь?
Это спросила меня Мария.
Я потрясен (поражен). О, ошеломлен!
Скажите пожалуйста! Они хоть и европейцы, да похитрее моего будут, шельмы.
Я-то думал, что побил все рекорды в хитрости, закулисной игре, обмане, подтасовке, когда обвинил Георга в предательстве и особенно когда подделал любовную записку Елизавете от А. Ан нет, люди, не тут-то было.
Мария (в первую очередь ты), Брут, Кассий, Гораций! Выходит, я гожусь вам в ученики?
Ихихи. Примите мои поздравления.
Когда я хорохорился, когда мне море было по колено, я думал, что в моих гнилых хромосомах виноват случай. Неудачное стечение обстоятельств.
Но получается, отец прав. Святой отец. Прав, отказывая в свободе моим сперматозоидам. И-и-и, Ироду до него далеко!
Я горько хмыкаю.
Хм. Хм.
— Представляешь, Мария, если бы у нас с тобой родился ребенок! (Эхехехехехехе!) Это было бы высшее существо. У, уникум!
Ко мне подскакивает Брут, хватает меня за горло. Ой!
— Ребенок у тебя с Марией? Думай, что говоришь. Морду набью!
Кассий его отговаривает:
— Не связывайся.
Я с трудом удерживаюсь на ногах.
Ахаха — ихихи — эхехе.
— Вы правы. Улики я уже придумал. И соображу, как их (ихихи) использовать. Вы же будьте готовы выполнить свою роль. На данном этапе наши пути параллельны. Ваши гнусности и мои взаимосвязаны. До поры до времени, а там видно будет. И пусть победит худший.
Я лечу к своим мониторам и включаю экран номер двадцать.
Перематываю видеопленку.
Она запечатлела все, что делали и о чем шептались заговорщики, пока я спешил сюда, к экрану.
У! Скуки-то как не бывало.
Опля! Вот вам и объяснение, почему меня меньше тянет заниматься любовью. Секс транзит глория мунди.
Я стал нормальным.
И дело не в том, что бесконечными соитиями Мария истощила мои силы. Отняла их.
А в том, люди, что ослабел (провис) шкив (приводной ремень) между моими гениталиями и скукой.
Послушаем европейцев.
Моих, с позволения сказать, товарищей.
— Олух — вот он кто, — говорит Мария. — Но без него у нас ничего не выйдет.
Олух? Хм, это она обо мне.
Брут ласково гладит ее по щеке.
— Мария, как далеко ты с ним зашла, а?
Она спокойно отвечает:
— Я дала ему то, что могу дать любому.
Интересно, а что такое особенное она может приберегать специально для Брута?
Кассий довольно потирает руки.
— Сестренка, товарищи, поставим великую Страну на колени!
Ишь ты! Ай-ай-ай.
— Нужно предупредить остальных, — считает Брут.
Ага, друзья, заговор расширяется.
Но насколько? Я должен держать его нити в своих руках. Ах! Во что бы то ни стало.
Говорит Гораций. Как бы успокаивая меня.
— Нас пока еще маловато. Большинство наших думают только о работе. А на все остальное плюют.
— Гораций, так было испокон веков: немногие решали за всех, — вещает Брут.
Кассий продолжает потирать руки.