Вот.
Он медленно качает седой головой.
— Ну не дурак ли ты? Не безмозглый слизняк? Ты ведешь себя так же глупо, как твой брат Георг. Высосал из пальца лжеулики, построил на них обвинения, а они бац! — и рассыпались. Несерьезно. Хуже не придумаешь. Особенно если речь идет о бизнесе или о политике. Я пытался тебя направить, делал что мог, но ты ничего не понял.
Ах! («Наверно, я не должна этого говорить, ведь я мать, но у бедного Ричарда головка не варит».)
— Отец!
Ух!
Он жестом просит не перебивать его.
— Твой Ричард, Ричард, которого ты взял за образец и которому стараешься подражать, был гениальный интриган. Он строил свои козни продуманно, он знал, кому нанести удар и когда. — Показывает на спинку трона. — Дело в том, что за спиной у Ричарда, направляя его руку, стоял Шекспир. У тебя за спиной нет никого. Никто не направляет твою руку, и ты наносишь удары наугад, вслепую, как дурак, как последний дурак. Хочешь сесть на мое место? Тебе удобно на троне? Но уж ты-то и подавно не найдешь то, что тщетно искал я. Смысл, оправдывающий все это. — Безнадежно обводит зал рукой. Ой! — Добиваясь папского престола, я не деликатничал. Я не задумываясь убирал всех, кто мог мне помешать, перебежать дорогу. Только, в отличие от тебя, я делал это с умом. Я говорил себе: достигнув власти, верховной власти, я возвышусь над всеми, смогу делать, что мне заблагорассудится, получу все, чего бы ни захотел.
— Так ведь и вышло, разве нет?
Прежде чем продолжить, он окидывает взглядом горы мусора.
Переливающиеся мрачным блеском.
— Да, мы хозяева всего — я и мои кардиналы. Но что толку? Зачем нам богатство, где и на что его тратить, когда мы — хозяева мира? С тех пор как нами упразднены банки (а сделать это пришлось потому, что сбережения — первейший враг нашей религии), ушли в прошлое барыши, прибыли. Ты знаешь, все мы живем одинаково, люди довольны — это демократично. Любой доход должен быть вновь инвестирован, все поглощается непрерывным циклом «производство — потребление — помойка», неумолимой троицей, не допускающей пауз, — в противном случае машина остановится. А стоит ей замедлить ход, как построенное нами общественное здание пойдет трещинами, грозя обрушиться. Тем временем количество мусора растет, его скопление занимает все новые пространства, заполняет низины, выравнивая земную поверхность.
О! Он весь трясется, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.
— Знаешь, какой мне рисуется Земля через тысячу лет, когда исчезнут последние признаки жизни, когда наконец этот народ, это олицетворение прогресса, эта раковая опухоль, пожравшая человечество, канет в небытие? Пришельцы из космоса найдут нашу планету полностью покрытой мусором. Единственным звуком, который они услышат, будет бряканье консервных банок, перекатываемых ветром. Тилим-тим-тим.
Он сверяется с воображаемыми (и-и-и!) часами.
— Верно, верно, уже поздно. Ничто меня больше не удерживает. Если тебе выгодно, можешь говорить, что это ты меня убрал. Прощай, безмозглый слизняк!
— Подожди, отец!
О-о-о!
Он зарывается в мусор и (и-и-и!) исчезает навсегда.
Ах! Ух!
О, это оказалось совсем просто. Настолько, что — вы сами видели — я тут ни при чем.
Ух!
Тилим-тим-тим. Ахахахахахаха! Ихихихихи!
А это еще кто такой в белой мантии? Идет сюда.
Новый папа?
Кандидат в папы.
Иоанн. Кардинал Нашвиллский.
Ку-ку! Кардинал-кандидат.
Он видит меня сидящим на троне (престоле).
— Отлично. Тут нет Эдуарда?
— Нет. Больше нет.
— Я должен сообщить ему результаты моих теологических изысканий. Очень важные результаты.
— Браво, браво.
Он смотрит на меня с недоумением.
Эхехе.
— Первым делом необходимо поставить крест на экономике, покончить с ней. После чего можно спокойно заняться усовершенствованием нашей религии.
— Да ну?
— В чем оно выразится, я тебе не скажу.
Ух ты какой!
— А мне и неинтересно. Религию нельзя усовершенствовать.
Ну что, друзья? Сидя на троне — у! — умнеешь.
— Где Эдуард?
— Мир ему! Папы нет. Убыл. Навсегда.
— Твоя работа?
— Мое вмешательство не потребовалось. Мне везет. Настолько, что рок может обойтись без моей помощи. После смерти папы выбирается новый глава церкви. И теперь вы, кардиналы, устроите конклав, дабы из своего числа выбрать нового папу. Но поскольку никто не получит большинства голосов, поскольку каждый из вас будет голосовать за себя, папой станет совсем другой человек. Не имеющий отношения к конклаву. А именно я.