Основы американской партийной системы начали формироваться уже в конце XVIII века, причем при деятельном участии самих отцов-основателей. На протяжении XIX столетия менялись названия и идеологическая ориентация партий. В начале века это были федералисты и демократы-республиканцы, к началу 1820-х годов их сменили виги и демократы, и лишь после окончания Гражданской войны основными игроками на политической сцене стала Демократическая и Республиканская партии, ведущие свою историю соответственно с 1828 и 1854 годов. Именно эти две политические силы вот уже более полутора столетий остаются основными полюсами жизни американского государства, определяя расклад сил на политической арене, включая состав Палаты представителей и Сената, кандидатуру президента, членов правительства, судей, губернаторов и многих других должностных лиц как на федеральном уровне, так и на уровне штатов.
Сказанное, разумеется, не означает, что помимо демократов и республиканцев в Соединенных Штатах не существует других партий. Американская история знает немало других политических сил, которые пытались занять значимое место в общественной жизни США, начиная от существовавших в XIX столетии партий фрисойлеров и гринбеккеров, которые, как явствует из названия, выступали за развитие класса свободных земледельцев и политику бумажного доллара, и заканчивая современными партиями реформистов, прогрессистов, зеленых и даже существующей с 1959 года нацистской партией. Тем не менее до сих пор еще ни одному кандидату от альтернативной партии не удавалось занять президентское кресло, хотя временами они демонстрировали хорошие результаты. К примеру, Дж. Уоллес, бывший демократ (именно его в 1944 году на посту вице-президента сменил Трумэн), переквалифицировавшийся в правого радикала, на выборах в 1963 году во главе Американской независимой партии набрал впечатляющие 13,53 % голосов. Наиболее выдающимся достижением третьих сил в президентской гонке был результат, показанный Р. Перро — видной фигурой на американском политическом небосклоне конца XX столетия. В 1992 году ему удалось набрать рекордные 18,91 % голосов. Секрет такого успеха заключается, в первую очередь, в популизме Перро, который обещал вернуть американцам право участия в реальной политике и уничтожить неповоротливый бюрократический аппарат. Благодаря этому ему удалось привлечь множество сторонников как из левого, так и из правого лагеря. Кроме того, сыграл свою роль и финансовый фактор, которым миллиардер Перро мог пользоваться вполне эффективно. В определенном отношении этот политик напоминает Д. Трампа — тому тоже присущ популизм, который приходится по вкусу многим колеблющимся представителям либерального и консервативного электората (Трамп к тому же в свое время пару лет состоял в основанной Перро Реформистской партии). Однако между политиками существует огромное различие: Трамп, в отличие от Перро, смог войти в политический истеблишмент, стать полноценной фигурой предвыборной гонки и, наконец, одержать в ней победу.
В целом, рост популярности третьих партий наблюдается в переломные моменты американской истории. Он свидетельствует о том, что ни республиканцам, ни демократам нечего предложить значительному числу избирателей. Тот же Перро добился столь выдающихся результатов на излете холодной войны, когда стало очевидно, что демократы потерпели фиаско во внешней политике, а республиканцы оказались неспособны предложить долгосрочную модель внутреннего развития. Не стоит забывать и уроки истории, к примеру, сегодняшняя Республиканская партия была образована в 1850-х годах в качестве третьей силы в американской политике, со временем вытеснив оттуда партию вигов.
Тем не менее ни одной из альтернативных партий в новейшей истории США так и не удалось стать полноценной политической силой, способной составить уверенную конкуренцию демократам или республиканцам. Это связано прежде всего с той огромной финансовой базой, которой располагают две основные партии США. Важно понимать, что они непохожи на партии в традиционном смысле слова — относительно немногочисленные профессиональные объединения единомышленников, которые борются за власть, пытаясь привлечь голоса избирателей. Столь же непохожи они и на массовые, обладающие политической монополией и зачастую подменяющие собой государственную власть партии в авторитарных государствах. Демократическая и Республиканская партии представляют собой достаточно неоднородные структуры, больше напоминающие конфедерации местных партийных организаций, существующих на уровне штатов. Взаимодействие в рамках этих структур подчинено единственной главной цели — участию в выборах, которое и составляет ключевой смысл их существования.
Таким образом, американские партии не имеют формального членства. Вместо этого партии регистрируют своих сторонников, то есть лиц, выражающих симпатии их программе, которая формируется исключительно в преддверие выборов. Что касается органов управления, то в каждой партии есть свой национальный комитет, комитеты на уровне штатов, а также целый ряд профильных комиссий и комитетов (например, ассоциация губернаторов-демократов или комитет молодых демократов), однако их роль в периоды между выборами более чем скромна. Формальные лидеры партий являются также в большей степени администраторами, чем серьезными политиками. Имена председательствующего с 2021 года в национальном комитете демократов Дж. Харрисона или его коллеги из числа республиканцев Р. Макдэниэла мало что говорят рядовому американцу. Настоящим лицом партии является выдвигаемый ей кандидат в президенты. Соответственно, ключевым событием партийной жизни является национальный конвент — съезд наиболее влиятельных сторонников партии, на котором определяется кандидат на высший пост и утверждается его программа.
Еще в начале XIX столетия в Конгрессе собирались избранные представители тех или иных групп интересов, которые в кулуарном формате выбирали своего представителя. Такие собрания получили название кокусов, что можно наиболее адекватно перевести как «сходка» (этимология слова восходит к алгонкинскому cawaassough — советник, оратор). Со временем эти элитарные сходки были заменены общенациональными конвентами, которые после Первой мировой войны дополнили праймериз — предварительные выборы, изобретенные Популистской партией еще в конце XIX века. Впрочем, это не значит, что кокусы остались в прошлом, напротив, они существуют сегодня, по-прежнему являясь одним из главных элементов партийной жизни (не только связанной с выборами).
Делегаты, которые будут участвовать в национальном конвенте, избираются на партийных праймериз, которые сами по себе многообразны. К примеру, демократы используют почти исключительно пропорциональные праймериз, при которых количество делегатов, отправляемых на национальный конвент, пропорционально числу голосов, отданных за кандидата в президенты. Республиканцы же отдают предпочтение более традиционной модели, которая строится по той же схеме, что и президентские выборы: победитель на праймериз автоматически получает все голоса. Кроме того, к избранным делегатам, которые рассматриваются как обязанные голосовать за соответствующего кандидата, присоединяются «суперкандидаты», т. е. видные представители партии — сенаторы, конгрессмены, губернаторы, бизнесмены, — которые таким обязательством не связаны. Помимо названных форм различаются закрытые и открытые праймериз, в которых принимают участие соответственно только зарегистрированные сторонники партии или все граждане штата.
Таким образом, партийные праймериз являются еще более запутанной и непрозрачной процедурой, чем общенациональные выборы, которая к тому же осложняется множеством дополнительных правил, вводимых каждой из партий и регулярно обновляемых и изменяемых. К примеру, распределение голосов от каждого штата может корректироваться сообразно их количеству выборщиков, кроме того, вводятся правила, касающиеся представительства женщин, за недавнее избрание в штате сенатора или конгрессмена от своей партии начисляются дополнительные голоса, тогда как за нарушения при проведении праймериз голоса могут сниматься. Конечно, в этих условиях разнообразные манипуляции становятся обыденной реальностью, что во многом обесценивает саму роль праймериз в глазах рядовых избирателей, которые зачастую скептически оценивают роль своего голоса в их исходе.