Мэри интригующе смеется, выскальзывает из сорочки.
— Увидимся, — машет кольтом Джон.
Мне тошно. Обнимаю Мэри.
17
— Плюнь, Мадди, наслушаешься еще лекций.
Комната с окнами на Ист-Ривер. Ужасный беспорядок. Студенты недавно проснулись. Уотерс на кровати недовольно морщит лоб. Вил Маклайф с ногами расположился в кресле. Он на голову выше и на год старше.
— Суум куикве, — изрекает Вил, — девочки в твоей группе все застенографируют, ну а я попрошу распечатку у дока Сикорски — все остальное ерунда. Где бутылка?
— Сам вчера под кресло спрятал.
— Мадди Уотерс! Хватит обиженного изображать. Такое имя носишь: веет от него началом XX века, гангстерами, виски и блюзом. Люблю твое имя! Поехали к неграм.
— Брось. А я сегодня собирался исследование начать.
— О, давай мыслить — когито эрго сум! Это интереснее, чем спать в аудиториях. Какая тема?
— Та же, что в прошлом году защищал.
— У тебя там со структурой прокол. Где стаканы? Вот. Держи. Значит так: правительство Переворота не могло так быстро умереть. Оно переродилось в Атлантическое правительство, которое действует как городской штаб в обстановке уличных боев.
Уотерс смеется. Маклайф вскакивает в кресле, размахивает стаканом с виски:
— Представь: исполнительные секретари — стратеги, они мыслят; у каждого в подчинении диспетчеры — тактики, они координируют действия используя связных. Связные передают информацию и приказы, общаются с массой людей где-нибудь работающих или служащих и свободных от знания о диспетчерах, секретарях и тайном правительстве.
— Постой! И поэтому в Интернете ничего нет.
— Они выше нашей электронной цивилизации. Давай выпьем.
— Здорово ты врешь.
— Еще не все, — Вил водружается обратно, изображает позу мыслителя. — Зачем это надо?… У стратегов существуют какие-то высшие цели. Они — носители идеи, а для нее требуется знамя. Все мыслители прикрываются знаменем и служат ему. Вот! У Атлантического правительства есть вождь, а может — духовный лидер. Вот кого надо искать, Мадди…
Кровавая дорожка бежит по волнам. В небе залитые пурпуром всех оттенков облака. Мэри любуется ими, по лицу скользят мягкие блики. Она улыбается небу, улыбается мне:
— Ты так смотришь, Сэм.
Молчу. Звонок.
Вилла в пригороде Кейптауна. Мужчина неопределенной национальности сидя в кресле внимательно выслушивает мою речь. У него ясные доброжелательные глаза. Но я не обманываюсь. Заканчиваю, сажусь.
— Как изволите Вас величать?
— Сэм Рэд.
— Сигару, мистер Рэд?
— Спасибо.
— Мы ценим человека, от имени которого вы обратились. Но этого недостаточно.
Достаю дискету:
— Ясно, что она неубедительна, сэр, — протягиваю ему. — В основе нашего сотрудничества может лежать только доверие.
— Вы ничего не рассказали о себе, мистер Рэд, — мужчина передает дискету стоящему позади кресла человеку, — принесите, пожалуйста, кофе.
— Я слишком молод.
— Сколько?
— Двадцать три года.
— Вы учились?
— Получил военное образование. Но мне не суждено быть военным.
— Кем же Вы хотите стать?
— Писателем.
Мужчина с удовольствием смеется:
— Пейте кофе, юноша. Вы мне нравитесь. Мы поможем. Завтра же наши люди в Вашингтоне вас найдут. У нас есть ряд условий.
— Да. Я передам.
— Не суетитесь, молодой человек. Диктовать условия мы будем тогда, когда страна будет принадлежать вам, — он дружелюбно наблюдает за мной. — Молодости свойственно отчаяние. Но, скорее, это больше достоинство, чем недостаток, — легко поднимается с кресла. — До свидание, мистер Рэд. Я Вас запомню.
18
Вашингтон. Из здания Конгресса выходит Селси, садится ко мне в машину.
— Куда поедем? — включаю зажигание.
— Никуда. Зачем самолично заявился, делать нечего?
— Не ругайся. При Сенате существует Комиссия по борьбе с коррупцией?
— А я, по твоему, где работаю?
— Не знаю, Селси, мне неинтересно. Необходимо, чтобы Комиссия заинтересовалась, — понижаю голос, шепчу ряд имен.
— Ты машину сегодня проверял? — Селси недовольно обозревает сквозь тонированные стекла окрестности.
— Артур этим каждое утро занимается. Дело тонкое, поэтому сам приехал.
— Перестрелял бы всех просто, у тебя же куча молодцов, Сэм.