К тому времени, как Саша закончил свой рапорт, ротмистр тоже исписал и исчертил какими-то схемами несколько листков.
— Слушай сюда, напарник. Ты смертельно устал и хочешь спать, но надо напрячься и кое-что заучить наизусть. Я сейчас уйду, а ты останешься тут и будешь ждать от меня весточки…
— Вы… вы меня оставите одного?.. Здесь?!
— Да. В этом весь смысл. Ты напарник мне — или младенец, которому нужна нянька?
— Так точно, напарник.
— Тогда слушай и запоминай. Каждый из нас будет делать свою работу. Я сейчас пойду встречаться с довольно опасными людьми. Если всё пройдет как задумано, завтра утром я либо вернусь за тобой сам, либо пришлю тебе сюда новую, подробную инструкцию. Если же от меня не будет никаких вестей… ну, скажем, до девяти утра… это значит, что всё плохо — совсем, и больше мы с тобой не увидимся. Тогда — уноси отсюда ноги, немедленно!
На этих листках нарисовано и написано, куда и как тебе идти, и какие слова говорить тем, кто тебя там встретит. Прочти это несколько раз, запомни каждое слово — бумажки я после сожгу. Тебя переправят за границу и спрячут там; через полгодика вернешься — думаю, этого хватит. Оттуда ты пошлешь почтой вот это мое донесение, плюс свой рапорт — копию того, что ты мне только что отдал — вот по этому адресу, записанному здесь на полях; дату на рапорте поставишь сегодняшнюю.
Это и есть твоя работа, напарник: позаботиться об этих бумагах. Они — моя страховка: их существование, возможно, спасет мне жизнь там, куда я направляюсь, и — уж точно — сделает небесполезной мою смерть. Не подведешь?
— Я всё сделаю как надо, дядя Паша.
— Тебе понадобятся деньги — и там, и здесь: люди с того адреса «за спасибо» не работают. Вот, держи, — и ротмистр выложил на стол пачку «катенек» в надорванной банковской упаковке, отлистав себе сверху пяток. — Запри дверь, если постучит серый волк — не открывай… На-ка вот, на случай серого волка, — и на скатерть рядом с «катеньками» лег «калашников».
— Не надо, дядя Паша: вам там нужней будет!
— Там, брат, из «калаша» всё равно не отстреляешься. Даже и застрелиться-то не дадут…
…Сгорающие в пепельнице бумаги почему-то наводили на мысль о каких-то скифско-варяжских языческих ритуалах «на удачу».
— Не ходить бы вам, дядя Паша…
— Служба, — пожал плечами ротмистр, не отрываясь от зеркала: поправлял котелок так, чтоб повязка не виднелась. — Всё у нас будет в порядке, напарник!
28
Народу в помещении клуба в этот ночной час даже прибавилось; представившись кое-кому из новоприбывших — «Фиц-Джеральд, Арчибальд Фиц-Джеральд!» — Расторопшин переговорил наедине с распорядителем, ставшим теперь крайне предупредительным.
— К сожалению, я вынужден оставить до утра ваш гостеприимный кров. Надеюсь, в мое отсутствие моего юного друга никто не потревожит?
— Ни в коем случае, сэр!
— У меня к вам просьба, личного характера. Мальчику следует одеться… постоличнее, скажем так. Не могли бы вы сделать заказ прямо сейчас? Полностью полагаюсь на ваш вкус.
Веер из «катенек» перекочевал в карман распорядителя.
— Этого слишком много, сэр!
— Пустое!.. Да, и вот еще что. Мальчик очень напуган…
— Еще бы, сэр! Пережить такое…
— Чтобы ему было спокойнее, я велел ему запереться на ключ и никого не впускать в апартамент…
— Как вам будет угодно, сэр.
— Кроме того, я оставил ему револьвер, для вящего спокойствия. Как ни странно, мальчик умеет с ним обращаться…
— О Боже! — распорядитель, чувствуется, проклял самыми страшными проклятиями тот миг, когда экстравагантная парочка переступила порог «Эфиальта».
— Вы должны его понять. Мальчика ищут, а негодяй-лендлорд хвастается своими связями в полицейском ведомстве и, возможно, действительно подключит к поискам столичную полицию. Ставя себя на место преследователя: я, пожалуй, обвинил бы мальчика в краже; но только не денег — это прозвучало бы совсем уж неправдоподобно, — а чего-нибудь, могущего помочь при бегстве: раритетное оружие, лошадь, ну или там, скажем, собака редкой породы… Тогда искать можно именно пропажу — по приметам, а мальчика как бы попутно… Надеюсь, такие розыски не пройдут мимо вашего внимания?
— Никак нет, сэр, — деревянным голосом откликнулся распорядитель («Боже, во что я ввязываюсь?..»)
— И еще. Как вы, безусловно, догадались, мальчик мне чрезвычайно дорог. Дорог настолько, что потеря его наверняка помутит мой рассудок. А люди в таком состоянии зачастую творят ужасные вещи, совершенно не заботясь о последствиях… ну, вы понимаете, о чем я говорю.