— Помилуйте, что ж странного вы находите в такого рода отношениях между бравым офицером и красивой женщиной? — сумел рассмеяться Расторопшин, ощущая внезапную и острую потребность хорошенько глотнуть из бутылки на столике — а потом проломить той бутылкой череп собеседнику… — В любом случае, это — дело прошлое, плюсквамперфект.
— Дело прошлое, но старая любовь не ржавеет, верно? Вы, чувствуется, слишком долго просидели в своем приграничье, ротмистр, а тем временем у нас тут, в столицах, сменились правила игры; и — видит Бог! — ту смену правил затеяла не наша сторона… Так что не удивляйтесь, если вашей бывшей подруге, «Валькирии революции», в случае чего не станут предоставлять трибуну открытого судебного процесса, а вместо того просто застрелят при аресте — получив за то официальное взыскание и неофициальное поощрение.
— Вы правы, ваше превосходительство: мне крайне не нравятся эти новые правила, со всех сторон не нравятся. Понимать ли это как намек, что мне следует принять предложение Ветлугина и убираться отсюда к чертовой матери — куда там, в Америку, да?..
Генерал уже открыл было рот для ответа, но тут на пороге гостиной возник новый визитер — в гражданском, но с выправкой. Вид визитер имел похоронный, а взгляд его, брошенный на ротмистра и тут же отдернутый прочь, ясно говорил о том, что принесенные новости касаются именно его персоны, и новости эти скверные… Чувырлин, похоже, пришел к тем же выводам, поскольку, двинувшись встречь гонцу, бросил своим через плечо: «Держите его на мушке!»; что и было теми незамедлительно исполнено.
Тихий разговор за дверьми затянулся минуты на три; засим генерал воротился, сопровождаемый понурым гонцом, и теперь во взоре его, устремленном на Расторопшина, можно было при желании прочесть даже что-то вроде человеческого сочувствия.
— У меня для вас плохие новости, ротмистр — хуже не бывает. Ваш кавказский друг только что похоронил вас окончательно — и как разведчика, и как… ну, вы поняли.
— А какие-нибудь подробности можно?
— Можно. Вам теперь — всё можно…
— Спасибо за ясность.
— Не за что, коллега… Так вот, ваш геогрАф заявился по известному вам адресу с патрульным городовым — он, дескать, ищет пропавшего человека, предположительно похищенного преступниками с целью выкупа; дал вот, среди прочего, газетное объявление о награде за информацию, и только что получил срочное письмо с этим адресом; судя по ряду деталей, автор письма — не шутник и не псих. Патрульный оказался молодой и ретивый, а район — рабочий, где вломиться в дом с обыском можно не заморачивась всякими ордерами. Он просто позвонил в дверь, а работавшие как раз в прихожей криминалисты, позабыв инструкции, открыли безо всякого пароля-отзыва — они, вишь ты, как раз ожидали гонца, отправленного за пирожками в соседний трактир… Ну, и что должен был подумать тот городовой, увидав на полу той прихожей кровавый след и людей, что его «изучают»? — правильно! Парень оказался не промах (надо б, кстати, перетащить его к нам, на оперативную работу): тут же предъявил ствол и скомандовал как положено: «Лицом к стене — руки на затылок — стреляю без предупреждения!» Ну, а те остолопы не нашли ничего умней, чем назваться и показать свои удостоверения…
— Полные кранты…
— Не-е, это еще — не полные!.. Это всё еще можно было бы, с грехом пополам, замести под коврик, но только вот на месте событий оказался английский репортер — ну, так уж вот совпало… Так что ждем-с завтра продолжения тех таймсовских повествований о злоключениях «героического офицера Растопчина, от царской тайной полиции умученного». И ведь придется теперь, Павел Андреевич, соответствовать: как говорится, ничего личного…
— Ну да, расследование-то засекреченное, от собственного начальства прежде всего — а тут живой свидетель, да еще и профессионал из конкурирующего ведомства… — степенно покивал Расторопшин и вдруг зашелся в издевательском хохоте, аж до смахиваемых запястьем слезинок.
— Вы находите ситуацию смешной, ротмистр? — искренне, похоже, изумился генерал.
— Да чего уж тут смешного, ваше превосходительство… Просто мне представилась в чуть ином свете та кавказская история с освобождением Ветлугина. Я тогда, извольте ли видеть, оказал ему срочную помощь — совершенно его не спросясь и чисто по собственному разумению — и вот теперь этот наш геогрАф возвращает мне тот должок с процентами. Нет, воистину — ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным!