— Мой когдатошний командир — коммандо-лейтенант Акома. Он был довольно образованным парнем, хотя и из простых; собственно, ваши его и учили. Он даже вроде подумывал принять сан, но погиб в 55-м, под Калькуттой; такие дела… Очень сожалею, святой отец, что пришлось ввести вас в заблуждение, но мне вовсе не с руки объясняться напрямую с вышестоящими властями Территории по поводу… инцидента… у трех останцев. Если вы дадите мне четыре часа отсрочки — я как раз успею добраться до чугунки и перехватить в Туско сегодняшний поезд на Запад. Тогда больше мы не встретимся, обещаю — к вящему вашему удовольствию, верно?
— Ну, тогда вам и в самом деле следует поспешать! — кивнул иезуит. — А мой отчет наверх уйдет отсюда не ранее завтрашнего утра — послушник-посыльный куда-то запропастился, такое дело… Кстати, при случае я охотно дал бы вам разъяснения по части учения Франсиско Суареса и проистекающей из него концепции «прав человека».
— Пути Господни неисповедимы, святой отец: может, и свидимся когда… Храни вас Бог — вы, похоже, хороший человек.
Сказал — и исчез, будто опять растворился в полуденном мареве. Игнасио, выйдя следом во двор миссии, успел разглядеть из-под руки лишь круп коня, исчезающий в клубившемся позади миссии чапарале. Вот, значит, как они выглядят — ангелы смерти… Прикинув в уме время (не допустил ли он ошибки, оборвав на полуслове теологический диспут? — как-то не слишком естественно это вышло для сеятеля слова Божьего, да…), префект подошел к колодцу и принялся разматывать цепь, закрепив на конце ее вместо ведра кожаную лямку, наскоро смастеренную им из упряжи: следовало поторапливаться.
…Извлеченный на свет божий из колодезной тьмы выглядел неважно — ну а как еще может выглядеть человек, проведя пару часов в студеной воде? Сейчас, впрочем, он перестал уже клацать зубами — растертый водкой снаружи и получивший двойную согревательную дозу вовнутрь, — и выслушивал последние напутствия.
— Покаяние должно быть деятельным, сын мой. Братья в Пуэрто-Касадо помогут тебе не оступиться на этом новом пути; среди них там есть всякие — в том числе и… со сложным прошлым. Мои индейцы проводят тебя до Корковадо: отсидишься у них там пару недель, пока шум не стихнет. Железная дорога для тебя, как ты понимаешь, закрыта довольно надолго, но центральные власти вряд ли станут разыскивать тебя специально.
— А — этот?.. — спасенный боязливо кивнул куда-то в пространство. Молоденький парнишка, почти мальчик, с веснушчатой крестьянской физиономией; бог знает, каким ветром занесло его в ту банду. — Он… он точно был там один, падре? Я к тому, что тогда он — оборотень, а то и похуже: люди такого не могут, точно вам говорю!
— Этот сейчас скачет отсюда во весь опор на юго-запад: уж оборотень он там или кто, но ему необходимо перехватить поезд в Туско и побыстрее убраться с Территории… Впрочем, раз уж мой послушник с твоей лошадью вернется лишь ближе к вечеру, рекомендую тебе все же сидеть тут тихо-тихо, и не отсвечиватьво дворе.
— Вы — хороший человек, падре! — с чувством вымолвил юный Кудеяр.
— Да, мне уже недавно докладывали, — хмыкнул префект.
— Повстречайся вы мне раньше — может, вся жизнь моя пошла бы по-другому…
— Никогда не поздно, как видишь. А что как раз из раскаявшихся грешников выходят наикрутейшие праведники — общеизвестно.
— Я хочу отблагодарить вас, падре!
— Благодари лучше Господа нашего, сын мой. В Пуэрто-Касадо у тебя будет для того куча возможностей.
— Вы не поняли, падре. Благодарность моя состоит в том, что я убью вас сейчас быстро и безболезненно, — появившийся неведомо откуда в руке веснушчатого «калаш» никак не наводил на мысли о шутке. — Если вы, конечно, не станете ерепениться и быстренько откроете ваш денежный ящик. Ну и прочее — документы там, оружие… А если нет — придется для начала прострелить вам коленки, ну и еще много чего можно придумать… Не ожидали, падре?
— Ожидал, конечно. Разве я смахиваю на дурачка, сын мой? — иезуит был совершенно спокоен, а если и побледнел, то бледность ту никак не разглядеть было под оливковым загаром. — А ты как думал — дьявол, которому ты служил прежде, вот так вот и отпустит тебя на все четыре стороны, по первому твоему рапорту об отставке? Нет, брат! — это он тебе напоминает, что в контракте твоем было записано: «За вход — доллар, а за выход — два». Но мы — я с моими братьями — как раз и даем тебе сейчас те искомые два доллара: чтоб ты мог выплатить неустойку и послать прежнего хозяина куда подальше. Не как милостыню их даем — заметь! — а в долг: отработаешь, на благо Господа нашего. И не покаянными молитвами, а творя в миру реальное добро — с нашей помощью.