— Компаньеро… — «Иван Иваныч» обменялся мгновенным, в одно касание, взглядом с напарником. — Насчет оружия… Я сказал: «Нам запрещено»; я не сказал: «У нас нет».
— Тогда налагаю на вас взыскание за нарушение инструкций, компаньерос, — отвечал он с несколько нервическим смешком: тонтон-макуты переходили уже с шага на бег. — Два наряда вне очереди — отбыть по возвращении в расположение части. А пока — делайте уже что-нибудь!
— Так ведь инструкция-то — чего гласит? — ухмыльнулся «Иван Иваныч». — Что нам нельзя носить при себе «ни огнестрельного, ни даже холодного оружия» — а по этой части ничего и не нарушено, компаньеро! Принимаю на себя командование прорывом — Петрович, твой выход!
«Иван Иваныч» предусмотрительно не ограничился тогда командой: «Ложись!!», а самолично впечатал «товарища контролера поставок по трансатлантическим контрактам» в жирную портовую грязь (тот, возможно, и завис бы в нерешительности — в смысле погубить свой кобеднешный костюм), да еще и прикрыл шефа собою сверху. Впереди рвануло так, что аккурат почти настигшую их цепочку тонтон-макутов порасшвыряло взрывной волной будто городошины, точно накрытые битой. Миновав неглубокую дымящуюся воронку, они устремились бегом в освобожденный проход между пакгаузами, и Зырянов, скользнув боковым зрением по хлопьям человеческого фарша на стенках, успел мельком отметить для себя, что по меньшей мере один способ разделаться с зомби раз и навсегда — точно существует!
42
— Кстати, а почему именно «Макандаль»? В смысле: почему бы не «Лувертюр» — лидер победоносной нигритянской революции, или, если уж на то пошло, не «Дессалин» — нигритянский «Император», успешно вЫрезавший на подвластной ему половинке Гаити всех белых подчистую? Франсуа Макандаль-то был, по их гаитянскому стандарту, душегубом самой что ни есть средней руки: поджигал дальние плантации, убивал сельских людишек (своих же чернокожих работяг, по большей части — до белых господ-то поди еще доберись); ну и — достал всех, сдали-повесили, как водится…
— Не повесили, Виктор Сергеевич, а сожгли; в знак несомненного признания заслуг — а то ведь, знаете ли, вешают воришек, мелочь. Его партизанская армия из беглых рабов добрую дюжину лет ставила на уши весь северо-запад острова, а белые потом еще долгие годы панически боялись пить «непроверенную» воду — очень уж те ребята навострились обращаться с разнообразной отравой… А чем Дессалин хуже, как символ — так именно тем, что был, в некотором смысле, европейцем: он ведь свой чин бригадного генерала честно выслужил во французской революционной армии, сражаясь против испанцев. Даже на ту зачистку острова от белого населения в 1804-м его явно вдохновил государственный террор во Франции; просто те упыри затеяли массовое уничтожение по сословному признаку, а этот — по расовому… Ну, и кто милее сердцу простого нигритянина, по вашему — офицер-террорист, вскормленный с копья европейского Просвещения, или колдун-унган, владеющий древней магией вуду?
— И что — действительно владел?
— Сложно сказать… Во всяком случае, в руки белых он перед тем попадался то ли дважды, то ли трижды — и каждый раз утекал сквозь пальцы. Так что не знаю уж, как там насчет магии — но фокусником и гипнотизером он наверняка был отменным. И сожгли-то его — именно как колдуна…
— А как у нынешних «макандалей» насчет зомби?
— О, трансформация покойника в зомби — это крайне сложная магическая процедура, тут надо быть высоким профессионалом. Ведь унган должен — вы прикиньте! — задействовать троих божеств-лоа одновременно: Мэтра Каррефо — Повелителя перекрестков, Гран Буа — Владыку ночной земли и ночных лесов, и Барона Субботу — Повелителя кладбищ…
— Постойте… вы что — всерьез в это верите?!
— Ну, мне лично больше импонирует гипотеза, что зомби на самом-то деле изготавливают как раз из вполне живого человека, при помощи какой-то хитрой химии. Но я, с вашего позволения, воздержусь от поспешных и безответственных заключений, компаньеро резидент… Перед нашей Службой ведь до сих пор не ставилась задача — добыть эту технологию, так что — объективной информации пока недостаточно. Вот прикажут — разберемся!