…Совещание в конторе на Индейской, 12 шло своим чередом, и он быстро почувствовал себя там едва ли не лишним: оба его заместителя, и сам Швейцер, и Шубравый — оперативники, съевшие зубы на секретной службе в своих Домах и знающие Новый Гамбург «с изнанки» как мало кто из аборигенов — в наставлениях петроградского назначенца Зырянова («Племянничком», вроде, за глаза не кличут — и то ладно…) явно не нуждались.
— Ваше дело, компаньеро резидент, ставить перед нами задачу, — сухо подвел черту Карл Иванович Швейцер из дома Калашниковых, смахивающий обликом на благообразного пастора-методиста, — а уж как ее решать, мы разберемся сами. В рамках своих собственных полномочий… Но осмелюсь доложить: развернуть сейчас оперативную и агентурную работу еще и по «макандалям» мы можем лишь ценой отвлечения заметных сил с главного направления — отслеживания активности янки и дикси… ну, ради чего, надо понимать, всё и затеяно. А вот это — стратегическое решение, и принимать его вам, Виктор Сергеевич. Или — запросИте Петроград…
Ну да, как же: «Запроси Петроград» — и гарантированно превратись на этом месте в «Племянничка»… Да и запросить-то, между прочим, будет очень не просто: пользоваться телеграфной связью больше нельзя по секретности, курьерская же — это минимум неделя, а счет уже явно пошел на дни, если не на часы… Что ж, толстый намек понят: «Прощение получить легче, чем разрешение»!
— Стало быть, у вашей Службы, Карл Иванович, ничегошеньки реального по этим чертовым нигритянам нету — один этот чертов водуистский легендариум, провались он к этому, как бишь его… к Барону Субботе. А у вас, Пилип Мартинович?
— Та трошки е, компаньєро резыдентe… — пригладил лопатообразной дланью воображаемый оселедец на бритом своем слоновьем черепе «моряк»-абакумовец Шубравый; Зырянов буквально наяву услыхал (артист, ну, артист!.. куркуль чертов…) — как надрывно стонет душа хуторянина, в амбары которого нагрянула, по военному времени, реквизиционная команда. — Конкретики маловато, если честно, но кое-какие общие соображения могут быть полезны.
— Ладно, давайте «общие». Сам-то «Макандаль» нам побоку: важно лишь понять, кто именно из американ — янки или дикси — подрядил этих ребят таскать для себя каштаны из огня.
— Ну, это еще неизвестно, кто для кого сейчас таскает те каштаны: «Макандаль» для американ или американе для «Макандаля»…
— Ах, вот даже как?.. Давайте-ка так, компаньерос: я сейчас изложу вам, в режиме вводной, что мне известно по здешним черным движениям — а вы потом дополните: как оно тут на самом деле.
Итак… Всё началось со сложившейся во французских колониях, в Луизиане прежде всего, культуры «свободных цветных — gens de couleur libres»: множество мулатов и квартеронов, родившихся от белых господ и их цветных наложниц. «Молодому человеку из хорошей семьи», когда тот «входил в возраст», обыкновенно приискивали красивую девушку смешанной крови, а тот потом устраивал ее судьбу и судьбу ее детей; фактически — конкубинат. Наследовать своему белому отцу такие дети по закону не могли, однако обычай однозначно требовал дать им не только свободу, но и приличествующее содержание, а также — внимание! — образование, в том числе и в Метрополии.
— В целом так, — кивнул Шубравый, — но были свои сложности. Отец литератора Дюма, к примеру, был как раз из таких мулатов: отец — французский аристократ, маркиз де ля Пайетри, мать — чернокожая гаитянская рабыня Мария Дюма, от нее и фамилия. Так вот, чтобы вывезти сына в Метрополию, маркизу пришлось сначала продать его в рабство, а потом выкупить; продажа была, разумеется, фиктивной — но сам подход впечатляет, согласитесь… В Метрополии сей лихой мулат, ослушавшись отца, завербовался рядовым в кавалерию и дослужился в итоге до дивизионного генерала — но это уже при республике и Наполеоне: при короле офицерский чин ему бы не светил ни при какой погоде…
— Ну, всё познается в сравнении… — согласился Зырянов. — На американском Верхнем Юге «свободные цветные» тоже случались — но только социальный статус их был там совершенно никакой. Да и количество: в Новом Орлеане при французах те цветные составляли заметное большинство городского населения — причем образованного городского населения. Было лишь два ограничения: нельзя голосовать-избираться и нельзя вступать в церковный брак с белыми, а всё прочее — пожалуйста. Ну вот вам — и предприниматели, и землевладельцы, и люди свободных профессий… черные врачи лечили белых пациентов, черные адвокаты судились с белыми в белых судах — и вполне успешно выигрывали процессы! Множество бизнес-леди, кстати: хозяйки ресторанов и гостиниц, владелицы доходных домов, модистки, даже учительницы — что совершенно немыслимо для белых женщин того времени. Бывали, кажется, даже плантаторши, владевшие землей и рабами…