Помогая падре перевязать Расторопшина, спросил — надеясь, честно признаться, на утешение:
— Рана, вроде, чистая, без запаха, да и крови немного. Как это смотрится с вашей, врачебной, колокольни, святой отец?
— С моей, фельдшерской, колокольни, сеньор путешественник, в том, что крови снаружи немного, ничего особо хорошего нет: значит, вся она пошла внутрь брюшной полости, и начала уже там разлагаться. Перитонита, хвала Господу, нет — кишечник не задет, это главное, — но полостная операция необходима в ближайшие два-три часа, иначе…
— Иначе — она бросится поддерживать его всеми своими средствами, и сил на мальчика у нее не останется вовсе, да?
— В общем, да.
— А что ваш послушник?
Игнасио поглядел на часы, потом отчего-то на небо, потом опять на часы; вздохнул:
— До города-то он, конечно, добрался, и врача уже мог найти… Но прямой путь к нам сюда ведет как раз через… тот разворошенный вами водуистский муравейник; значит — только в обход. Трудно успеть… Хотя отчаиваться, конечно, не следует.
— Выходит, теперь только молиться, падре?
— Да. И я, с вашего позволения, вернусь к своим обязанностям — вот как раз к этим!
…Расторопшин впервые пришел в сознание ближе к полудню; Мария сидела с ним рядом, «заклиная боль», и первое, что подумал Ветлугин, разглядев наконец хорошенько выражение их лиц, было: «Эх, какая могла бы выйти пара!»
— А, Ветлугин! — приветствовал его ротмистр так, будто они расстались вчера на вечеринке. — Помните ль вы простонародный, но философический анекдот про набожного мужика и разбойников?
Он чуть не перепугался поначалу: больно связно звучала речь ротмистра и насмешлив был его тон — уж не предсмертная ль это ремиссия к тому подкатила?..
— Э-ээ…
— Поехал как-то набожный мужик со своей Матреной на ярмарку с товаром, через лес. А в лесу — разбойнички: мужику настучали по башке, бабу отымели по-быстрому, и укатили весело на ихней телеге. Ну, мужик подымается из канавы, со стонами, и говорит: «Всё, Матрена, от Бога! Что разбойников мы повстречали — это от Бога, и что товара с лошадью лишились, и что башку мне разбили — это всё от Бога. И даже то, что тебя отымели — это тоже от Бога… Но вот уж то, что ты им при этом подмахивала — это всё-таки не от Бога, а от твоей блядской сущности!» Улавливаете ль вы смысл сей побасенки, господин член-корреспондент?
— Разумеется, господин ротмистр. Странно лишь, что вы оборвали ту побасенку на полуслове.
— Кстати, не знал! А ну-ка, развлеките — встречно!
— Ну, по крайней мере в Сибири, где ее слыхал я, баба ему на ту претензию отвечала: «Да-а? А ты сам попробуй-ка не подмахивать, когда тебя — на муравейнике!..» Тоже, знаете ли, весьма философически…
— Ну да, ну да… Хотели, как лучше, а вышло — как всегда: «Что честно умер за царя, что плохи наши лекаря» — и далее по тексту… А ведь я его уже почти оттуда вытащил, эх!..
Помолчали. Мария тем временем уже перебралась к Саше, и он буквально физически ощутил, как затеплившаяся было жизнь вновь стала покидать Расторопшина — капля за каплей.
— Будь мы японцами, — усмехнулся меж тем ротмистр, — мы сейчас обменялись бы ритуальными поклонами, а потом сотворили себе по харакири — одновременно: тут очень важна одновременность! И — никаких больше проблем…
— Ну, одно харакири тебе там уже сделали — уймись на время!
— Да уж… Давай-ка я тебе напоследок подарю одну полезную хитрость… из арсенала российской военной разведки.
— Давай! Только не надо никаких «напоследок»…
— Послушай, если мне понадобится утешитель, я обращусь к специалисту — к здешнему падре! А ты — слушай… По ходу дела тебе будет тут встречаться разный народ — русские, американцы… калифорнийцы. Так вот, кое-кто из них будет, возможно, не тем, за кого он себя выдает.
— Та-аак…
— Когда по всему миру пошли винтовки с унитарным патроном, повсеместно изменилась и форма приклада: появилась шейка. Соответственно, меняется и хват. В российских винтовках, чтоб кисть сразу находила верное положение, на шейке стали делать махонький такой упор под мизинец…
— Надо же: сколько стрелял — никогда не обращал внимания! — удивился Ветлугин. — А что, не везде так?