…и сейчас лента буквопечатающего телеграфического аппарата правительственной связи вползала в его руки, будто раскаленная, режущая занозистым краем до мяса, металлическая стружка из-под резца:
«Why on earth have you done it, Abe? — Зачем вы это натворили, Эйб?»
Хороший вопрос… Честный ответ состоял в том, что он, президент Соединенных Штатов и Верховный главнокомандующий военного времени, впервые услыхал о безумной авантюре адмирала Гудвина лишь на исходе нынешней ночи, одновременно, надо полагать, с пребывающим сейчас на том конце провода президентом Русско-Американской Компании Сергеем Селиверстовым. Ну и — может ли в таком признаться глава Великой державы, как полагаете?
«Это была трагическая ошибка, Серхио. Примите глубочайшие наши извинения и соболезнования. Дружественный огонь, пропади он пропадом! — Friendly fire, let it go hang!»
Диалог шел, разумеется, по-английски: для Селиверстова английский был четвертым из его языков, а Честный Эйб никаких наречий, кроме родного, не знал и знать не собирался — а серьезность момента совершенно не располагала к облачению в дипломатическо-протокольные вериги Старого Света: никаких переводчиков, одни телеграфисты.
«Вы ни с того ни с сего убили три с половиной сотни наших, Эйб. И я не смогу проглотить такое блюдо, не подавившись — даже с подливкой из этих ваших „извинений“ и „дружественного огня“. Как выразились бы у вас в стране: „Мои избиратели такого не поймут“ — уж извини».
Да уж…
«Серхио, война не нужна ни вам, ни нам».
«Согласен, Эйб. Но с поправкой — от ваших же Отцов-основателей: „Выбирая между войной и безропотным подчинением кому бы то ни было, мы всегда выберем войну“».
Президент, обернувшись, бросил мимолетный взгляд на толпящихся оплечь советников; советов от них сейчас было — как от козла молока.
«Ты что-нибудь можешь предложить нам, Серхио?»
«Могу. По данным нашей разведслужбы, рейд Гудвина не был согласован с Центральным командованием. Это действительно так?»
Решать надо было мгновенно; спустить же шкуру с ротозея-Пинкертона еще успеется.
«Скорее нет, чем да».
«Тогда есть вариант. Вы обвиняете Гудвина в государственной измене и вешаете его на рее „Резольюшена“. Публично и в течение ближайших часов. На фоне официального правительственного заявления об уважении нейтралитета Техаса. Тогда я берусь протащить через Конференцию вашу байку о „дружественном огне“ и утихомирить „ястребов“ в нашем Нэйви, рвущихся немедля ввязаться в вашу Гражданскую войну на стороне Ричмонда. Хотя это будет очень нелегко».
На секунду президента посетила подлая мыслишка — «Как славно было бы, если б Гудвин погиб во время своего дурацкого прорыва…» А ведь никаких иных вариантов, похоже, и вправду не просматривается… «Мои избиратели такого не поймут», да; а — армия?..
«Это и есть ваше „калифорнийское предложение“, Серхио — то, от которого „невозможно отказаться“? Сожалею, но я не могу его принять. Приказ можно отдавать, лишь если ты уверен, что его станут выполнять — if you know what I mean».
Лента замерла на добрых пять минут (похоже, Серхио консультировался со своими Негоциантами — или как у них там, на Диком Западе, принимают решения о войне и мире) и затем неумолимо поползла вперед:
«Это — последнее ваше слово, ваше превосходительство?»
«Да. Но мир лучше войны, подумайте об этом, пожалуйста, ваше высокостепенство».
«Разве я говорил о войне? Однако адмиралы могут ведь предпринимать авантюры — во славу Родины и в обход Центрального командования — не только в вашей стране. Прощайте, ваше превосходительство».
Вот и всё… Телеграфист подал знак, что на том конце провода больше никого.
— Есть у нас возможность установить связь с этим чертовым Гудвином и его чертовой эскадрой? — спросил он в пространство.
— Боюсь, что уже нет, сэр.
— Ну так изыщите такую возможность, черт побери! Чего стоят все ваши шпионы и дипломаты в Тексасе, если они не способны даже на такую чепуху! Вы хоть понимаете — что сейчас поставлено на карту?!
— Так точно, сэр, понимаю, — президент лишь сейчас сообразил, что собеседник не принадлежит к числу его советников, а только что прибыл из военного ведомства — надо думать, со срочными и скверными вестями. — Я имел в виду, что связываться, похоже, уже не с кем: эскадры Гудвина больше нет.
— Как это понимать, черт побери?!
— Под утро эскадра подверглась торпедной атаке и потеряла три корабля. Никакие подробности атаки пока неизвестны, ясно только, что опять — какое-то новое оружие. В строю остаются лишь «Резольюшен» и сильно поврежденный «Йорктаун»…