«Повесьте Гудвина на рее „Резольюшена“…» Так тот, выходит, уже знал?..
— Shit! Уничтожьте все переговорные ленты, немедля. Если хоть что-то просочится в газеты — ответите головой, по законам военного времени!
Устье Миссисипи близ Нового Орлеана, фрегат калифорнийского Нэйви «Кашалот», 16 октября 1861, 13:20 (19:20 по Гринвичу).
— Ракурс хорош, но горизонт завален!.. — бескровные, в синеву, губы Максудова кривила своеобычная его саркастическая усмешка; уносить адмирала с палубы никуда не стали — уложили, оперев спиной о снесенную грот-мачту, как тот и просил («Дайте хоть тут ощутить себя Нельсоном при Трафальгаре!..») — Ну как, сойдет за «историческую фразу»?
— Это не горизонт завален, компаньеро командующий, это палуба! — жалобно встрял его адъютант, капитан-лейтенант Клархайт.
— Спасибо, капитан, я в курсе! — выкашлял последний свой смех адмирал: розовая пена в уголках губ, отходит, всё.
«Ну что за болван, — раздраженно думал кавторанг Елатомцев, четверть часа назад принявший командование максудовским „Кашалотом“, а спустя десять минут уже отдававший команду „оставить корабль“ — успев еще в промежутке получить тяжелое ранение в правую руку, — и за что его только адмирал держал, пропадет ведь теперь сам-то по себе…» Палуба фрегата обозначила растущий крен — калифорнийский флагман довольно быстро уходил в воду правым бортом, — но ракурс был и впрямь хорош: слева направо — догорающий трофейный «Резольюшен» (бог дал — бог и взял), пара полузатопленных фрегатов янки, а в недосягаемом уже отдалении — колонна из трех оставшихся кораблей эскадры Максудова, стремительно утягивающаяся под защиту береговых батарей дикси, успешно проскользнув между блокирующим Новый Орлеан флотом Федерации и пытавшимися приостановить ее заградительным огнем кораблями Ямайской эскадры Королевского флота.
Три паровых многопушечных фрегата в Атлантике — не стоящий внимания пустяк по меркам флотов великих держав; три паровых многопушечных фрегата на крупной реке, вроде Миссисипи, где практически нет железнодорожных коммуникаций — сила, радикально меняющая весь ход войны во всем том бассейне, едва ли не «абсолютное оружие». Так что сраженный в грудь осколком Максудов мог считать себя победителем: отличный стратегический план, тонко задуманный и отважно исполненный, а финальным росчерком — красивая смерть, на радость грядущим живописцам и романистам; позволяющая к тому же командованию и правительству при нужде «валить на него, как на мертвого»…
Ну а нам, грешным, пора уже и о себе позаботиться: сдаемся мы, стало быть, непременно британцам — янки своим нежданным поражением в матче «„Матрас со звездами“ против „Омлета с луком“» обозлены до крайности, тут всякое может приключиться… Не зря ведь я дотянул-таки на тонущем «Кашалоте» до единственного клочка тени, отбрасываемого на эти воды Юнион Джеком!
…С рукой, однако, обстояло совсем уже худо, и как он сумел подняться по штормтрапу из шлюпки на борт британского флагмана «Инвинсибл» — он и сам не помнил толком: горизонт завален, а мир то уходит в туман, то норовит распасться на куски, а надо держаться прямо, и точно вписаться в шпалеру из шестерых (шестерых?.. да какая к черту разница…) морпехов в красных мундирах, берущих «на караул» у того штормтрапа, и еще церемонно сойтись на встречных курсах с их старшим офицером:
— Контр-адмирал Пайк, к вашим услугам. Позвольте вашу шпагу, сэр — вы превосходно дрались, мои комплименты! Вице-адмирал Максудофф, я полагаю?
— Максудов погиб, сэр. Я — капитан второго ранга Елатомцев, командовал «Кашалотом» последние четверть часа. Мы сдаемся британскому Королевскому флоту; можем ли мы рассчитывать, сэр, что вы не выдадите нас янки?
— Безусловно так, сэр! А вы, как я вижу, более нуждаетесь во враче, нежели в традиционном ужине в адмиральской каюте.
— Боюсь, что так, сэр. С аппетитом плоховато…
Петербург, Зимний дворец, 16 октября 1861, 13:40 (11:40 по Гринвичу).
— Так это — ультиматум? — серые, чуть навыкате, глаза Государя спокойно и даже, пожалуй, насмешливо озирали министра иностранных дел, и лишь близко зная Александра, можно было понять — насколько тот взбешен.
— Я задал лорду Блэквуду этот же вопрос, Ваше Величество. Тот, в свойственной британцам манере, встревоженно вчитался в текст передаваемой мне ноты, после чего недоуменно пожал плечами: «Да нет же, ваше высокопревосходительство, какой ультиматум? Тут ведь ясно написано в заглавии: „Меморандум“!»