— Майор О’Хара, к вашим услугам, сэр! Второй Тлинкитский — морская пехота, батальон спецназначения.
— Полковник Сеймур, командир гарнизона. Скажите, майор, — полковник являл собою олицетворение оскорбленного аристократизма, — вы, часом, не из сержантов выслужились?
— Так точно, сэр! Моя семья не имела денег купить мне офицерский чин.
— И за какие же заслуги? — цвет лица полковника отчетливо взывал о пиявках или даже об отворяющем кровь ланцете.
— За специальные операции, сэр. Боюсь, вам придется обратиться в канцелярию военного министра — без их разрешения я не могу ответить на ваш вопрос. Мне очень жаль, сэр.
Рингвуд решил уж было вмешаться — а ну как и впрямь любимое начальство хватит удар? — но майор-спецназовец и сам уже перешел к делу:
— Прошу извинить, сэр, но мы не станем долго докучать вам своим присутствием. Мы уйдем почти сразу — нас ждут предгорья, только вот оставим у вас кой-какое оборудование, — (кивок в сторону ящиков), — оно под печатями разведотдела Штаба, так что трогать его руками не следует, пускай просто полежит себе в холодке, о’кей? Вот сведенья о нашей операции — ну, то что вам здесь следует о ней знать, — и с этими словами ирландец вручил полковнику извлеченный из-за обшлага пакет, одновременно небрежно махнув левой рукой своим солдатам, которые вновь («По четверо — разберись!») подняли ящики и неспешно двинулись внутрь крепости.
А в мозгах у Рингвуда внезапно сложился пазл из проскочившего у спецназовца американизма «о’кей», непривычного облика тех смуглых солдат-монголоидов и их странного оружия ближнего боя (не солдатские тесаки, как у англичан, не гуркхские мечи-кукри с заточкой по вогнутой грани лезвия, не сикхские дисковидные метательные ножи-чакра, а небольшие топорики, чье название всплыло вдруг из каких-то непонятных глубин памяти — «томагауки»), и оттого вопрос, уже повисший у него на кончике языка: «Простите, я недослышал — как, еще раз, называется ваш полк?» так и остался незаданным — ввиду абсолютной уже ненужности ответа на него… Пелена усыпляющей обыденности происходящего расползлась в клочья, открыв таившийся под личиной говорливого старичка-попутчика оскал нацелившегося на твое горло волка-оборотня: ведь солдаты — и те, что по-хозяйски затаскивают свою поклажу в крепость, и те, что следом приблизились, с такой же поклажей, на полсотни метров к воротам, и те, что неспешно строятся в колонну по четыре на двух ближних причалах — это солдаты другой Компании, не Ост-Индской; а два десятка индейцев в мундирах цвета хаки, застывших за спиною О’Хары со штуцерами «на караул» — это ни что иное, как расстрельный взвод, который приведет приговор в исполнение в тот же миг, как они с полковником прекратят играть отведенные им роли в этой антрепризе… Майору оставалось до пенсии чуть больше года, девонширские яблони в цвету регулярно возникали перед ним уже не то что во снах, а стоит чуточку прикрыть глаза, и умирать не хотелось — нет слов как, но что ж тут поделаешь, коли так карта легла!
Он зажмурился, вздохнув — просто попрощаться («Эх, к сидру-то не поспеть!..»), выхватил револьвер — подать тревогу невидимому для него сейчас взводу сипаев из Седьмого Хайдарабадского полка, что должен нести дежурство на крепостной стене над воротами, а при удаче еще и прихватить с собой на тот свет обведшего их вокруг пальца ирландца, — но чертов Пэдди и тут оказался проворнее: левой рукой мгновенно перехватил его сжимающую оружие кисть, рванул ее на себя, одновременно уходя с линии выстрела разворотом вправо и, с дистанции клинча, довернул корпус в сокрушительном ударе правым локтем по виску — выключил напрочь, чудо, что не убил… Вряд ли кто из дальних зрителей, если таковые и были, сумел вникнуть в смысл этого молниеносного па-де-де — раз уж это не удалось стоявшему в двух шагах полковнику Сеймуру, который таращился сейчас в извлеченный из пакета «приказ», тщетно силясь постичь его смысл; а еще через мгновение спецназовец неведомо как оказался стоящим с ним плечом к плечу — вроде как давая разъяснения по тексту, а на самом деле — уперев в его правый бок револьвер, выдернутый из пальцев Рингвуда: