Выбрать главу

Как бы то ни было, Субконтинент полыхнул тогда как-то весь и разом (что, заметим, сильно выходило за рамки не только намерений Петрограда, но и его желаний). Британская империя почти на два года ухнула в трясину тяжелейшей и абсолютно бесславной военной кампании, потребовавшей предельного напряжения всех ее ресурсов; неудивительно, что британцам стало вовсе не до Крыма с Николаевом (благодаря чему, собственно, Российская империя по итогам той проигранной вдребезги войны и сумела отделаться легким испугом, уступив лишь устье Дуная и демилитаризовав Аландские острова), и уж тем более не до Калифорнии на краю света.

Заметим, что калифорнийский Нэйви, едва лишь началось Сипайское восстание, немедля прекратил «дергать тигра за усы» и свернул рейдерство на британских коммуникациях, а Русско-Американская компания клятвенно заверила Ост-Индскую, что «оказание военной помощи индийским мятежникам, равно как ведение совместных с ними боевых операций, в планы Конференции негоциантов пока не входит». Формулировка вышла более чем прозрачной, так что призывы лондонских пламенных русофобов, вроде Дэвида Уркварта и генерала Эванса, отнять у «американских русских» хотя бы их базы на Хавайях и в Китае вызывали у самих ост-индцев сильнейшее раздражение; тем более, что Веллингтон (принявший, как мы помним, деятельное участие в истории с «диверсантами Рэй-Ланкастера») со свойственной ему экспрессией высказывался по адресу «крохоборов, готовых ради шестипенсовой выгоды превратить в смертельного врага нашего возможного будущего союзника на Пацифике». «Будущего союзника»? — а почему бы и нет, ведь у Британской империи, как известно, «нет ни вечных друзей, ни вечных врагов, а есть лишь вечные интересы»…

Крайне любопытно, кстати, сложилась судьба тяжелораненых калифорнийцев, оставленных тогда Евдокимовым в Калькуттском госпитале. Английским врачам удалось спасти почти половину из них, а вот побывать в статусе военнопленных они просто не успели: всем им вскоре пришлось, плечом к плечу с британцами, более двух месяцев оборонять Калькутту от осадивших ее мятежников (которые, ясное дело, резали любых белых, не вникая в детали их расовой принадлежности). Майор О’Хара оказался волею случая одним из двоих старших по званию в гарнизоне; он сдружился с майором Рингвудом (столь удачно нокаутированным им тогда у Водных ворот), принял под командование сперва роту глубинной разведки, а потом — по выбытии из строя Рингвуда с большей частью британских офицеров — и оборону в целом, сам заработал очередную нашивку за ранение, и был в итоге представлен пробившимся наконец к ним на выручку генералом Гордоном к новоучрежденной британской военной награде — Кресту Виктории. Это доставило ему среди британских comrades-in-arms славу «самого хитроумного ирландца в истории»: получить «два разных ордена за одну и ту же Калькутту» — сперва за ее взятие, от Русской Америки, а потом за ее оборону, от Британской империи — это, согласитесь, высоко…

Помимо британского ордена, лихой майор увез с собою в Петроград и прелестную шотландку Айлин Маклауд, служившую няней в семье губернатора (нашлась-таки наконец работа и для патера Брауна, обвенчавшего их по католическому обряду) — каковое событие повергло офицеров Форт-Уильяма в уныние едва ли не большее, чем имевшая место прежде того потеря крепости. Кроме того, он перед своим отъездом дал свидетельские показания («…Разумеется, с разрешения вашего командования и лишь в той части, в какой вы сами найдете это возможным, сэр») британскому трибуналу, разбиравшемуся с сентябрьским падением Калькутты.

— …Вы спасли мою честь, сэр, — прочувствованно произнес на прощание Рингвуд (трибунал поначалу явно не прочь был назначить в козлы отпущения именно его, дабы выгородить лорда Сеймура). — Вечный ваш должник!