— Правильно полагаете. «Местопребывание и перемещения начальствующего состава Топографической службы Генштаба составляют предмет военной и государственной тайны», параграф 3. Так что — запрашивайте Службу, в официальном порядке.
— Да уже запросили. И ответ получили — боюсь только, ответ тот вам не понравится… Господин Расторопшин! Приходится констатировать, что вы упорно уклоняетесь от сотрудничества со следствием. Речь, между тем, идет о госизмене, а по ходу дела там замаячили еще и терроризмом со шпионажем — так что шутки кончились, и продолжать разговор нам, похоже, придется в другом месте…
И еще, — тут голос немца стал вкрадчиво-бархатным. — Гибель министра расследует целая бригада; мне же, в рамках того расследования, поручен некий сопутствующий эпизод. А именно — произошедшее утром тринадцатого убийство генерального штаба полковника Александра Васильевича Суровцева, известного в определенных кругах как Командор. И должен вам заметить, господин Расторопшин, что ваше залихватское вранье о событиях того утра уже само по себе превращает вас в подозреваемого номер один… Ну так как — не желаете ли, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, пересмотреть свои давешние показания?
20
«Ну, вот теперь тебе точно конец настал!» — как удовлетворенно констатировал внутренний голос из классического анекдота, обращаясь к своему выполнившему всю цепь предшествующих рекомендаций хозяину… Должную невозмутимость ротмистр сохранить сумел, но стоило это ему такого внутреннего напряжения, что темный, контражурный, силуэт немца на фоне зарешеченного оконца на пару мгновений перекрасился шиворот-навыворот, как фотографический негатив.
…Как же так, как вы позволили им себя убить, Александр Васильевич? Самый умный и самый осторожный человек из всех, кого я знал… Ведь и praemonitus был, и praemunitus — а ничего не помогло: ни вошедшее у нас в поговорку Командорово чутье на опасность, ни опыт (два десятка лет полевой работы в закордонной разведке), ни серебряные пули… А нам-то, простым-незатейливым боевикам — что теперь делать? делать-то чего?..
— Ну, раз уж я теперь «подозреваемый номер один», — (язык между тем, оказывается, делал свое дело, не запрашивая директивы от мозгов), — может, мне позволено будет узнать, как погиб Суровцев?
— О, разумеется. Более того: поскольку вы все равно выйдете отсюда живым лишь полностью очистившись от подозрений, есть смысл приоткрыть вам часть общей картины…
Со слов майора выходило, что когда и как Командор прибыл в Петербург, и чем он тут был занят до ночи с двенадцатого на тринадцатое, в точности пока не выяснено. Более того, из предельно уклончивых ответов Генштаба и Службы создается впечатление, что те и сами оказались не в курсе последних перемещений полковника и полагали, будто он по-прежнему пребывает в Варшаве, налаживая работу тамошней резидентуры.
— …Как бы то ни было, на месте гибели министра колоний, в его доме на Морской, Суровцев умудрился оказаться раньше нас…
— Я, с вашего позволения, сформулировал бы чуть иначе: это вы умудрились оказаться там позже него — тут, знаете ли, бывают важны нюансы… — (тут у немца отчетливо дернулась щека: попадание!) — Кстати: следует ли мне, по-вашему, знать какие-либо подробности убийства министра?
— Вам следует знать лишь то, что преступление было тщательно замаскировано под несчастный случай. А главное — что Суровцев первым осмотрел место происшествия, и есть основания полагать, что он забрал (или уничтожил) важные улики.
— А какого рода основания? Точно ль те «улики» были? Может, вы просто подгоняете факты под свою гипотезу о «преступлении», а там — и вправду «несчастный случай», и ничего кроме…
— А вот это уже не ваше дело!
О-па! «Дети хлопнули в ладоши: папа в козыря попал»…
— Как скажете, — смиренно пожал плечами ротмистр. — Ну а я-то чего в это время делал? Стоял на стреме, покуда Суровцев там крал оружие-документы и затирал кровавые отпечатки?..
— Нет, именно в это время вы еще находились в гостинице. В этом пункте ваше алиби подтверждено.
С вами, господин ротмистр, другое непонятно. Вот смотрите: около полуночи полковник обозначает свое присутствие в городе, объявившись на месте преступления — демонстративно, под своим именем. Затем он появляется в штаб-квартире Топографической службы — опять-таки, вполне открыто — и отдает там ряд распоряжений, кажущихся, на первый взгляд, никак не связанными с событиями той ночи. В числе прочего он истребует на руки приказ о вашей отставке — подписанный и доставленный в Службу тем вечером. После их следы теряются — и полковника, и, как ни странно, приказа. Служба категорически открещивается: Суровцев, дескать, работал от себя, в одиночку, тогда как по вашей версии приказ вам доставил в гостиницу не Командор, а третье лицо — некий вестовой, которого никто кроме вас не видал. Ну и — кому из вас верить, а?