— Ну что ж, парень, не скучай тут! Перекуси пока — там сухари есть, а главное: «Не спи — замерзнешь!»
— Спасибо, Павел Андреевич. И вам там — доброй охоты!
Дождь тем временем чуток поредел, и в облюбованном ими углу с лишь немного обгоревшими досками настила почти не капало. Колотун, однако, начинался нешуточный — в мокрой-то одёже; пока шагаешь-то — сам себя греешь, а так вот, в неподвижности… Он примостился, со всей осторожностью, рядом с Флорой — какое ни на есть, а тепло, — и тихо-тихо шептал, глотая слезы: «Флора, хорошая моя, не умирай, пожалуйста!.. Потерпи чуть-чуть, сейчас будет доктор, он вылечит!..» Он отлично понимал, что никакого доктора им не будет, и Флора — она ведь такая умная! — тоже, конечно, всё понимала, но исправно делала вид, что верит: лизнула пару раз его руку, будто говоря: «Да-да, мне уже лучше! Я поправлюсь, вот увидишь!»
У Павла Андреевича-то, конечно же, и в мыслях нету сюда возвращаться, и Саша ничуть его за то не винил. Людей из военной разведки дядя Гриша в своих рассказах о Кавказе поминал всегда с исключительным решпектом, и решпект тот — в устах умного, наблюдательного и крайне язвительного ветерана — дорогого стоил… А у господина ротмистра из самого — прикинь! — Генерального Штаба, что сражается один на один с оборотнями и тайными убийцами, есть, конечно, дела и поважнее, чем возиться с чьей-то умирающей собакой; дела срочные и секретные — как и всегда у них там, судя по дядиным рассказам.
А сидеть тут неотлучно он наверняка велел Саше затем, чтоб тот — сдуру или с испугу — не увязался за ним следом как брошенный щенок, и не влез ненароком, на свою же голову, в те самые «срочные и секретные» дела… Самым правильным сейчас было бы отправиться за помощью самому, но даже если он сумеет отыскать в незнакомом городе особняк его светлости по запомненному слову «Морская», уж обратной-то дороги к этим развалинам ему нипочем не найти. Значит, надо просто оставаться тут с умирающей Флорой до конца, молясь о чуде — ведь бывают же чудеса, правда? Господи, ну что тебе стоит?..
…Он не то, чтоб задремал — просто провалился на миг в какое-то мучительное забытье с неостановимой холодной дрожью, — но пробуждение разом вернуло его в непередаваемый ужас Того Дома. Уже совсем смерклось, и со стороны улицы к нему быстро и абсолютно бесшумно приближалась высокая черная фигура в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Пришелец медленно поводил головой из стороны в сторону, будто бы принюхиваясь, и он, замороженный страхом до полной неподвижности, ощутил вдруг себя подранком, над которым уже делает стойку легавая. А это действительно была стойка: фигура в капюшоне безошибочно приблизилась метров на пять, медленно-медленно опустилась на корточки, и…
— Саня, ты как там?.. Уфф-фуу… Вот говорил ведь тебе, неслуху: «Не спи — замерзнешь!» А если б это не я был, а кто похуже, а?!
24
Он хоть и чуть-чуть, но пошмыгал носом в объятьях Павла Андреевича.
— Всё в порядке, Саша, всё идет как надо, скоро будем на месте… А ты отличный напарник — ни капельки не шучу, вот те крест! На-ка вот поешь, пока не остыли, — с этими словами ротмистр извлек откуда-то из недр своего балахона пару горячих — горячих, боже ты мой! — пирожков с ливером, а сам присел осмотреть-перепаковать Флору.
На темной совершенно безлюдной улице (дождь заморосил по новой), чуть правее развалин, поджидала извозчичья пролетка.
— Полезай внутрь, и собаку у меня прими. Уложи рядом с собой на сиденье и следи, чтоб не сползла по пути, — скомандовал Расторопшин и, внимательно оглядясь вокруг (хвала Господу, по-прежнему никого), ловко взгромоздился на козлы. Только тут Саша сообразил, что одет тот в не в плащ, а в форменный долгополый кучерский кафтан.
— А где же извозчик?
— Я за него, — хмыкнул ротмистр, вполне профессионально щелкнув вожжами.
— Нет, правда?
— Правда. Он разрешил нам покататься.
— Вы… — Саша будто со стороны услыхал, как осел от ужаса его голос. — Вы… его?..
— Ну, не без того… Через пару часов мужик очнется на лавочке перед питейным заведением, и обнаружит шишку над правым ухом и «катеньку» в кармане — это примерно четырехмесячный его заработок; к тому времени оставленную пролетку наверняка уже найдут на другом конце города. Думаю, он сочтет, по размышлении, что шишку ту поставил ему лично Никола Угодник… Постой-ка… — и тут разведчик, обернувшись, воззрился на спутника в неподдельном изумлении. — А ты чего подумал?..
— Я?.. Н-ну, так…
— О-хо-хонюшки… Саша, про нашего брата, конечно, болтают всякое — но чтоб тáк вот, походя, лишить жизни мирного обывателя в столице собственной страны… Тут даже не о законах божеских и человеческих речь, а всего лишь о профессиональном кодексе: так не делают — уж поверь! Служба у нас, конечно… специальная, да… но мы всё-таки русские офицеры, а не душегубы Ваньки-Каина! Вот с коллегами — это да, всяко у нас случается; да и то — есть всё же рамки… Гм… обычно — есть, скажем так…