Как только мы входим в вестибюль биржи, нас немедленно останавливает полисмен. Возле него стоят два мрачных субъекта в штатском, несомненно, детективы. Начинается процедура расспросов, телефонных переговоров, длительного ожидания. Наконец нас присоединяют к группе лиц, также получивших разрешение осмотреть биржу.
Служащий, которому поручено быть нашим гидом, ведет нас к лифту, охраняемому детективом. Поднявшись не то на второй, не то на третий этаж, мы сталкиваемся уже с целой группой шпиков. Пара этих зловещих молодчиков неотступно следует за нами, пока мы находимся н здании биржи.
Вслед за нашим гидом мы проходим в зал, где обычно заседает Комитет директоров Фондовой биржи. Нас рассаживают в креслах, полукругом охватывающих стол президента. Оказывается, прежде чем увидеть операционный зал, нам предстоит выслушать лекцию об организации биржи и ее задачах. Гид говорит бегло, заученными фраками, ловко обходя подводные камни. Видно, что подобных лекций он прочитал уже немало.
Мы узнаем, что биржа создана свыше ста лет назад, что в ее функции входит «упорядочение операций по купле-продаже акций», «облегчение связи между разбросанными по всей стране держателями акций», «выявление рыночной стоимости фондовых ценностей» и т.д. Короче говоря, лектор в популярной форме излагает нам устав биржи, прибегая при этом к лексикону официальной пропаганды, искусно прикрывающему спекулятивную, хищническую сущность биржевых махинаций.
Было бы, разумеется, наивно думать, что наш гид способен хотя бы упомянуть о волчьей борьбе различных капиталистических групп за контроль над трестами и концернами, о разбойничьей спекуляции на повышение и понижение, о массовом и систематическом разорении мелких владельцев акций, о грязных сделках, рассчитанных на ограбление других стран, на их закабаление и подчинение долларовому игу.
Не менее наивно было бы задавать штатному пропагандисту биржи вопросы на столь щекотливые для него темы.
Полагая, что теперь мы достаточно осведомлены в биржевых операциях, гид ведет нас на галерею, откуда хорошо виден огромный операционный зал. Он производит впечатление потревоженного муравейника. Почти вся его площадь занята рядами конторок, очень похожих на телефонные будки. В каждой конторке по нескольку телефонных аппаратов. Сидящие и стоящие около них маклеры выпускают из рук телефонную трубку только для того, чтобы снять с телетайпа (буквопечатающего телеграфного аппарата) широкую бумажную ленту – бюллетень с последними котировками. На стене зала непрерывно появляются световые надписи, сообщающие о наиболее важных биржевых новостях. Сделки заключаются тут же, в конторках, лично или по телефону. По залу все время снуют маклеры и служащие биржи.
До галереи доносится невнятный гул сотен голосов. В этот гул врываются пронзительные звонки телефонов, треск телетайпов и другие звуки неизвестного происхождения. Иногда движение в зале внезапно усиливается, превращаясь в общую беготню и суматоху. Тогда кажется, что современные идолопоклонники, потрясая пачками ценных бумаг, совершают свой исступленный танец вокруг жертвенника Маммоны – древнесирийского божества стяжания и сребролюбия.
Невольно вспоминается то, что проповедовал нам в своей лекции гид. В этой обстановке сумасшедшего дома, конечно, нет и не может быть никакого «упорядочения операций» или «облегчения связи между держателями фондовых ценностей». А ведь сюда доносятся лишь отголоски ожесточенных столкновений между империалистическими монополиями, свирепой борьбы магнатов финансового капитала ради уничтожения конкурентов, ради еще большей власти, ради еще большего скопления богатства в своих руках.
– Сегодня на бирже сравнительно спокойно. – Морли приходится кричать мне в самое ухо, чтобы я мог расслышать его слова в этом столпотворении. – Посмотрели бы вы, что здесь делается, когда происходит какая-нибудь крупная спекулятивная операция или начинается биржевая паника. Буйно помешанный выглядит тогда гораздо спокойнее, чем маклер, стремящийся избежать убытка или ищущий случая заработать крупную сумму.