Когда ансамбль занял свои места, в центре внимания оказался, конечно, сам Спайк-Джонс, одетый в меховой жакет, под которым виднелась клетчатая рубаха. На голове у него был нелепый шлем. Придав своей физиономии свирепое выражение, он встал за верстак и взмахнул руками. То, что последовало за этим, просто не поддается описанию. Никакая музыкальная терминология не способна даже приблизительно передать то, что мы услышали. После «оркестра», руководимого Спайк-Джонсом, даже «хот-джаз», вероятно, показался бы нам апофеозом гармонии!
Среди прочих номеров была исполнена танцевальная сюита из «Щелкунчика». Кто не знает музыки этого замечательного балета! Услышав имя Чайковского, я был ошеломлен, – мне все-таки еще не верилось, что Спайк-Джонс способен поднять руку на творчество гениального русского композитора. Но я недооценил «способности» Спайк-Джонса. «Смелый новатор», прокладывающий дорогу «американскому искусству», не остановился и перед тем, чтобы дать Чайковского в своей собственной хулиганской «интерпретации».
Сюита была «сыграна» при помощи стиральных досок, полицейских сирен, разбиваемого стекла, верблюжьих колокольцев. В «новаторском оркестре» Спайк-Джонса флейты, кларнеты, скрипки, виолончели и другие симфонические инструменты оказались излишним, явно «устаревшим» инвентарем. Можно ли было услышать скрипку в шуме и грохоте стиральных досок, по которым изо всей силы колотили каким-то тяжелым орудием? Мог ли кларнет конкурировать с леденящим душу завыванием полицейской сирены или вызывающим нервную дрожь скрежетом и звоном бьющегося стекла? А что могло сравниться с воем, писком, кваканьем, мяуканьем, лаем и иными нечленораздельными звуками, какие издавались десятью «музыкантами»? Нет, куда уж там симфоническому оркестру тягаться с истинно американским «новаторским» ансамблем гангстера Спайк-Джонса!..
Подобное надругательство над музыкой выдержать было невозможно. Мы с Крокером покинули зал. На улице я спросил Крокера, как может американская общественность терпеть такое варварское посягательство на духовные ценности, священные для всех культурных людей.
– При чем же тут общественность? – пожал плечами Крокер. – Предприятие Спайк-Джонса – свободная коммерческая инициатива, это тот же бизнес, не хуже любого другого. Никаким общественным ограничениям он не подлежит. Не забывайте, что вы в Америке. Кого здесь интересует посягательство на культурные ценности? Во всяком случае, это не в компетенции властей предержащих, обязанность которых состоит в том, чтобы как можно шире открыть дорогу для частной инициативы. Разрушение же культурных ценностей не только не мешает бизнесу, а даже, быть может, помогает.
Спайк-Джонс – далеко не единственный музыкальный «новатор», подвизающийся в Америке, но его успешная карьера особенно показательна для нынешнего состояния культуры и нравов в Соединенных Штатах.
Он начал с того, что в течение пяти лет выбивал дробь на барабане в оркестре, сопровождавшем радиовыступления певца Бинга Кросби. Это занятие не удовлетворяло его честолюбия, и он решил изобрести что-нибудь оригинальное, что могло бы выдвинуть его на видное место. На этом пути необходимо было преодолеть только одну трудность – полное отсутствие каких бы то ни было музыкальных данных. Спайк-Джонс подобрал себе десяток таких же беспардонных, как и он сам, молодчиков и начал упражняться в «игре» на автомобильном гудке, детских хлопушках, пилах, дверных звонках. Он смастерил некое подобие инструмента, в котором клавишами служила октава револьверов системы «смит и вессон»; он заставил «играть» автомобильный насос и даже автомобильный мотор.
Первые публичные выступления Спайк-Джонса имели успех у жаждущего сенсаций американского обывателя. Это подстегнуло его «изобретательность», и она достигла небывалых «высот». Вскоре в его оркестре появился «крэшофон» – приспособление для разбивания и перемалывания стекла. Затем Спайк изобрел другой оригинальный инструмент – «латринофон», представляющий собой сиденье от унитаза, на которое натянуты струны. Когда и это показалос емe недостаточным, он заставил своих молодчиков с треском отдирать прилипшие к груди горчичники, а также имитировать отрыжку, на чем, между прочим, было построено исполнение вальса Штрауса «Голубой Дунай». В качестве аккомпанемента к песенке «Крошка Боу-Пип потеряла свой джип» оркестр Спайк-Джонса вдребезги разбивал старую автомашину. При исполнении же очередного боевика «Хочи Корина» в состав оркестра была введена коза. Дирижер крутил ей хвост, и она отчаянно блеяла от боли. Все это выглядело, конечно, очень «эффектно».