– Но мы еще посмотрим, – твердо заявляет он. – Посмотрим, кто возьмет верх. Теперь не те времена, рабочие не станут покорно подыхать с голоду.
В словах Антонио не слышно унылых ноток Питера Керна, его смутных надежд на помощь от «хорошего» правительства. В том, что говорит Фогарти, звучит не только надежда на лучшее будущее, но и стремление упорно бороться за него, преодолевая сопротивление боссов и их реакционных подпевал из профсоюзов.
Среди трудового люда, населяющего «сламс» и вообще рабочие кварталы, Фогарти не одинок. Таких, как он, становится все больше и больше, они все чаще, все громче и увереннее поднимают свой требовательный голос, зовущий к борьбе и к движению вперед.
Однажды мне понадобилось выехать в Вашингтон. По дороге к вокзалу «Пенсильвания-стэйшн» такси то и дело задерживалось потоком машин. Поэтому, когда я вышел из такси, времени до отхода поезда у меня оставалось буквально в обрез. Впопыхах я бежал с чемоданом в руках по коридорам и лестницам вокзала. Пассажиры сосредоточенно вслушивались в неразборчивую речь диктора, несущуюся из рупоров вокзальных громкоговорителей. Диктор передавал какое-то объявление, но оно меня не интересовало. Я знал время отхода поезда, билет лежал у меня в кармане, и все, что мне было нужно, – это поскорее добраться до вагона.
Перед дверью, ведущей из зала ожидания к выходу на платформу, где стоял вашингтонский экспресс, собралась большая толпа пассажиров. Это меня удивило: по моим расчетам, пассажиры уже должны были бы сидеть в вагонах и, поглядывая на часы, ждать отправления поезда. Повидимому, произошло что-то необыкновенное.
Мои предположения тотчас же подтвердились. К двери подошел вокзальный служащий и кнопками прикрепил на ней кусок картона с надписью: «Движение поездов прекращено до последующего уведомления». Только теперь я понял, что именно об этом говорил и вокзальный диктор.
Ситуация в общем была ясной. Я знал из газет, что уже в течение продолжительного времени на железных дорогах назревал грандиозный конфликт. Сотни тысяч железнодорожников – машинисты и кондукторы – чуть ли не год назад предъявили железнодорожным компаниям требование об увеличении зарплаты на два доллара пятьдесят центов в день, с тем чтобы хоть немного привести ее в соответствие с растущей дороговизной жизни. Переговоры профсоюзов железнодорожников (или братств, как они именуются з Америке) с правлениями отдельных компании не дали положительного результата. Позднее в Чикаго состоялись переговоры, в которых участвовали представители всех компаний и профсоюзов. Эти переговоры также окончились безрезультатно. Опасаясь всеобщей стачки железнодорожников, в дело вмешалось правительство, взяв на себя роль непрошенного «посредника». Под давлением правительственных органов руководители профсоюза пошли на значительное снижение требований и выразили согласие ограничиться прибавкой н один доллар сорок четыре цента. Но компании, опираясь на рекомендации «посреднического бюро», отказались поднять зарплату даже и на эти гроши. Железнодорожникам не оставалось ничего другого, как прибегнуть к стачке.
Ее начала ожидали со дня на день. И вот она стала совершившимся фактом. Вместе с профсоюзами машинистов и кондукторов забастовали и остальные профсоюзы, объединяющие работников других железнодорожных профессий. Они бастовали не только из солидарности с машинистами и кондукторами, но и выдвигали свои собственные требования Стачка железнодорожников стала генеральной. «До последующего уведомления»… Как бы ни возмущалась публика в зале, она хорошо понимала, что означает это выражение. Ждать «последующего уведомления» явно не имело смысла. Пассажиры, едущие по неотложным делам, ринулись в аэропорт и на станции междугородних автобусных линий. Вокзал Начал быстро пустеть.
Я тоже направился к выходу. В коридорах и залах покинутые носильщиками пассажиры в растерянности стояли возле своего багажа. В уголке, на груде чемоданов и пакетов уложенных на тележку, с унылым видом сидели три девушки – очевидно, три подруги, отправляющиеся в совместное турне, которое сорвалось таким неожиданным образом Возле выходов на платформы пригородных линии еще толпилась публика, не успевшая, видимо, примириться с мыслью, что не попадет домой, как всегда, через час-другой.