Помощник шерифа Прайс знал, что Швернер и Гудман приехали в Миссисипи помочь неграм регистрироваться в качестве избирателей, а Чейни присоединился к ним.
Прайс обвинил юношей в превышении скорости. Он привез их йот в этот кирпичный дом, где находится оффис шерифа и каталажка.
Мы медленно ехали по чистенькому и уютному городку, утонувшему в зелени столетних деревьев. Сонная тишина неподвижно висела над пустынными улицами. Было воскресное утро — время церковной службы. Глубокий старик в синем выцветшем комбинезоне и широкополой шляпе одиноко сидел на ступеньках винного магазина и читал газету. Ленивые голуби размером с курицу не спеша, переходили дорогу прямо под колесами нашей машины.
Дорога круто спустилась с холма, остались позади последние дома Филадельфии, и мы снова очутились в лесу. Пахло болотом.
Вот здесь, на лесной поляне, через два дня нашли сожженную машину с номером штата Нью-Йорк. Пассажиры ее исчезли.
Помощник шерифа Прайс утверждал, что он отпустил юношей после того, как оштрафовал их и пожурил за быструю езду.
Их искали сорок четыре дня. На помощь миссисипской полиции и агентам Федерального бюро расследований были присланы солдаты морской пехоты. Длинными шестами они шарили в здешних болотах, кишащих ядовитыми змеями. Жители города и окрестные фермеры обменивались при встрече многозначительными взглядами и насмешливыми улыбками.
Утром 4 августа агенты ФБР привели два бульдозера вот к этой дамбе, насыпанной из красной глины у небольшого пруда на лесной опушке. Агенты уже знали все. Бульдозеры приступили к работе, и через три часа откопали три трупа.
Убийц выдал один из участников преступления, «клюнувший» на крупное вознаграждение, обещанное ему агентами ФБР. Он рассказал, что темной ночью помощник шерифа Прайс привез юношей вот к этому пруду. Здесь их уже ждали семнадцать куклуксклановцев. Среди них были шериф, полицейский из соседнего города, проповедник, шофер грузовика, механик заправочной станции, баптистский священник, управляющий фанерной фабрикой, официант из ночного клуба, несколько фермеров.
— Допрыгался, защитник негров! — обратился один из них к Майклу Швернеру.
— Я понимаю ваши чувства, сэр, — ответил Майкл, — но я…
Выстрел не дал ему договорить.
Другим выстрелом в упор убили Гудмана.
Расталкивая сообщников, один из куклуксклановцев кричал:
— Сохраните для меня хоть одного!
Он выстрелил в затылок Джеймсу Чейни и удовлетворенно проговорил:
— Наконец-то и на моем счету убитый негр! Расправой руководил тридцатидевятилетний Сэм Бауэр, местный баптистский проповедник, он же «Имперский Маг белых рыцарей ку-клукс-клана». Про него рассказывают, что он может часами цитировать страницы библии. В прошлом — солдат морской пехоты и одно время студент университета штата Южная Каролина, Бауэр считается среди своих неграмотных последователей чуть ли не интеллектуалом. Рассказывают также, что, напившись самогона, Бауэр надевал на левую руку повязку со свастикой и вопил:
— Хайль Гитлер!
Накануне трагической ночи он собрал куклуксклановцев в церкви и произнес перед ними речь. Текст речи хранится сейчас в досье Федерального бюро расследований. В этой речи, как стало известно американским журналистам, Бауэр сказал:
«Этим летом враги-коммунисты надеются одержать важную победу в штате Миссисипи. Они хотят, чтобы негры зарегистрировались как избиратели и во время выборов тем самым проголосовали не за белых кандидатов, а за черных. Это коммунистический заговор… Мы должны сорвать этот заговор. Не останавливайтесь перед убийством белых агитаторов, приехавших сюда из северных штатов! Только не убивайте их днем, дождитесь ночи. А лучше всего, если вы их поймаете после какого-нибудь мелкого нарушения закона, например, превышения скорости на дороге. Вот тогда по нашим законам вы можете их убить».
Спустя три с лишним года убийц судили. Вашингтонец видел телевизионные репортажи из Миссисипи. Шериф, его помощник жевали резинку и охотно позировали репортерам.
Суд оправдал одиннадцать человек. Семеро получили разные сроки тюремного заключения.
Впервые в истории штата Миссисипи белые были признаны виновными в убийстве негра. Здесь все уверены, что, убей они одного лишь Чейни, их бы оправдали: ведь Чейни — негр. Но вместе с Чейни-негром было убито двое белых. А это уж меняет положение.
… И снова мы в пути. И снова у дороги белеют хлопковые плантации, мелькают изумрудные лесные поляны, под арками мостов бурлят грязные реки.
При въезде в лесной поселок — оживленная толпа. Обычно днем маленькие городишки и поселки как будто бы вымирают, совсем не видно людей. А тут полная улица народу. Сначала мы решили, что произошел «эксидент»: перевернулся автомобиль или грузовик, который занесло на повороте, проломил стену дома. Но где же тогда вездесущая полиция?
В гуще толпы стояла машина, которая никак не походила на полицейскую. Скорее она напоминала старинный фургон. На ее черном боку сияла надпись: «В торговле не бывает большого или малого». В машине сидел худой старик в высокой форменной фуражке и занимался странным делом. Тонким, почти женским голоском он выкрикивал в микрофон какие-то непонятные фразы, которые сливались в сплошную пулеметную дробь:
— Тата-тата-тата-тата…
Подойдя поближе, мы увидели, что толпа со всех сторон окружила маленький деревенский магазин. Его двери были распахнуты настежь. Трое рабочих в розовых комбинезонах снимали с полок товары и высыпали их на широкий стол, стоящий на тротуаре. Здесь в одной куче лежали мужские сорочки и посуда, соломенные шляпы и коробки с одеколоном, пачки стирального порошка и полотенца.
У стола хозяйничал уже другой старик в такой же форменной фуражке. Он выхватывал из кучи то набор кухонных ножей, то детскую курточку и высоко поднимал их над головой, показывая толпе.
Толпа в возбуждении подавалась вперед.
И тут мы поняли, что старик в машине выкрикивает вовсе не тарабарское «тата-тата», а ведет аукцион.
— Доллардвадцатьпять — долларпятьдесят — долларсемьдесятпять, — тянул на одной ноте старик, набавляя цену.
Вещи шли с молотка.
Заглянув в окно, мы увидели старого негра, сидящего на массивном табурете посреди магазина. Большими, натруженными ладонями он подпирал седую голову. Рабочие, подтаскивающие товар в кучу, задевали его локтями, но он не обращал на это никакого внимания. Старый негр был, пожалуй, здесь единственным человеком, которого совсем не интересовали ни вещи, ни цены, которые все время взвинчивал аукционер. Он был абсолютно спокоен.
— Это бывший владелец лавки? — спросили мы у пожилой негритянки, которая только что купила набор кухонных ножей и теперь с трудом выбиралась из толпы.
— Да, это он, — сказала женщина. — Бедный, бедный Джон! Всю жизнь он работал на плантациях, мечтал о своем деле. И вот, наконец, решил заняться коммерцией, разбогатеть. Арендовал это помещение, взял товары в кредит. Вы видите, чем это кончилось.
Женщина вытерла потное лицо платком.
— А дети Джона, посмотрите на них, они ничего не понимают! — воскликнула она. — С каким хохотом носятся они вокруг стола! Все это кажется им веселой игрой. Еще бы! Столько народу. Ах, несчастные малыши, несчастный Джон! Вы знаете, сегодня ночью его вынули из петли. Насилу отходили…
— Двадолларатридцать — двадолларашестьдесят — двадолларадевяностодевять! — надрывался динамик на старомодном фургоне.
Старик, суетившийся у стола, держал над головою оранжевые брюки. Бедняки, которым аукцион представил возможность выгадать несколько центов на несчастье другого бедняка, отталкивая друг друга, кинулись за оранжевыми брюками…