В середине 2007 г. крах двух хедж-фондов Bear Stearns стал сигналом крушения глобального рынка ценных бумаг, когда спекулянты осознали, что игра окончена и попытались выйти в наличные. Рынок спекулятивных бумаг быстро обмелел, что отправило номинальную стоимость акций в свободное падение. Рынок, который прежде благодаря эффекту рычага рос невероятными темпами, начал схлопываться в результате действия теперь уже отрицательного рычага. Для игр на бирже спекулянты заимствовали триллионы долларов, делая ставку на то, что смогут выиграть достаточно средств, чтобы выплатить свои кредиты и при этом извлечь неплохую прибыль. Некоторое время эта игра шла успешно, но вскоре, когда рынок перенасытился, она приняла опасные обороты. Внезапно спекулянты обнаружили, что теряют по ставкам, оставаясь при этом без какой-либо прибыли для выплат по кредитам и, таким образом, проигрывают на обоих направлениях. Активы начали улетучиваться триллионами, а обеспокоенные заимодавцы начали требовать внесения дополнительного маржевого обеспечения. Это привело к продаже активов и ещё больше снизило цены в своеобразном порочном круге убыточного рычага.
«Решение» проблемы прорвавшей финансовой трубы, принятое центральными банками, состояло в том, чтобы затопить финансовые рынки ликвидностью посредством последовательных снижений ключевой ставки и денежных вливаний. Несмотря на то, что центральные банки клятвенно обещали восстановить на рынках порядок, они быстро капитулировали под натиском огромных потерь и в условиях гиперинфляционной паники. В нескончаемой гонке побыстрее залатать дыры от необузданной дефляции оценочной стоимости по всей системе, финансовые вливания быстро разрослись с миллиардов до десятков миллиардов, а затем и до сотен миллиардов. Однако, как бы много денег ни вливалось, система продолжала рушиться. Средства, накаченные в операции по спасению от банкротства — средства, которые не выполняли никаких экономически полезных функций, — лишь ускорили начавшийся процесс. Это означает, что чем быстрее правительство накачивает деньги, тем быстрее обрушится доллар и тем быстрее рухнет глобальная экономика»[2].
К 2008 году вся система взорвалась изнутри. По сути, кризис 2008 года был братом-близнецом предвоенной Великой депрессии, которая началась с обрушения рынка ценных бумаг США в октябре 1929 г. Весной 1930 г. произошел дефляционный шок. Непосредственно кризис начался в 1930 г. Впоследствии, в отличие от кризиса 1930 г., валютные органы США, прежде всего Федеральный резерв, впервые открыто начали выпуск денежных знаков, не поддерживаемых абсолютно никакими активами. Однако почему это никак не повлияло на инфляцию? Потому что проблема была вызвана изменениями в структуре денежной массы. Денежно-кредитный мультипликатор упал в четыре раза между 2008 г., когда он держался на отметке 18, и 2014 г., когда он был равен лишь 4.
Следовательно, денежная масса конвертируемой валюты возросла в четыре раза — с 0,8 триллионов долларов до 3,3 триллионов долларов. Это означает, что Вашингтон просто напечатал 2,5 триллиона долларов без инфляционного эффекта. В 2014 г. Обама остановил печатный станок. Почему? Потому что падение денежно-кредитного мультипликатора ниже четырёх автоматически запускает процесс под названием «цепная реакция неплатежей». В 2012 г. Барак Обама одержал победу на выборах, а в начале 2013 г., впервые за 35 лет с начала рейгономики, он убрал всех представителей «Голдман Сакс» (Goldman Sachs) и «Джей Пи Морган» (JP Morgan) из своего Экономического совета. В 2014 г. Обама приостановил печатание денежных знаков[3]. Не вызывает никаких сомнений, что единственный шанс для финансистов обеспечить работу печатного станка в таком контексте — это контролировать ФРС из Белого дома.
Именно тогда банкиры / финансисты начали продвигать определённых лиц (Хиллари Клинтон вместо Берни Сандерса) на должность президента США.
Альтернативная группа (изоляционисты, стоящие за Трампом) также начала выдвигаться для участия в приближающихся всеобщих выборах США 2016 года. В то время, в ноябре 2014 г., многие в американском истеблишменте полагали, что Республиканскую партию будет представлять Рэнд Пол. Некоторые эксперты, тем не менее, ещё в 2014 году знали с определённой долей точности, что именно Трамп будет главным кандидатом от Республиканской партии, и от него самого будет зависеть, номинируют ли его[4]. Вероятно, потому что Трамп, насколько это возможно, в наибольшей степени соответствовал образу идеального кризисного менеджера, который может принимать правильные решения. Он не политик, потому что политики прежде всего думают о том, как бы не оказаться слишком открытыми и тем самым уязвимыми. Трамп же думает о том, как получить результаты. В целом разлом произошёл не между партиями, как это было в 2014 г., а внутри них: республиканцы победили, потому что идея запустить печатный станок, чтобы спасти глобальную финансовую систему, ассоциировалась с демократами, тогда как план по спасению национальной экономики ассоциировался с республиканцами. Наиболее выдающимися изоляционистами, т. е. поборниками защиты национальной экономики, были Рэнд Пол и Трамп от Республиканской партии и Берни Сандерс от Демократической партии. Вот почему президент Обама первоначально твёрдо поддерживал Сандерса. Хронологию событий не трудно отследить. Дело Доминика Стросс-Кана началось в 2011 г., скандал с «Голдман Сакс» произошёл в 2013 г., Обама остановил печатный станок (количественное смягчение) в 2014 г. В 2016 г. мы наблюдали Брекзит в Великобритании и победу Трампа в США.
И это подводит нас к президентским выборам в США в ноябре 2016 года.
Выборы 2016 года радикально отличались от предыдущих: впервые за многие десятилетия противники представляли не две слегка различающиеся версии одной и той же экономической модели, а абсолютно противоположные модели.
Единая экономическая модель требовала наличия сети институтов, способных обеспечить долларовые транзакции и легализацию тех объёмов денежных знаков, которые продолжали печататься (по сути, чем шире использовался доллар, тем больше требовалось долларов и потому приходилось печатать больше долларов). Это не тривиальная задача, поскольку нельзя просто возложить легализацию на кого угодно (прибыль необходимо было разделять надлежащим образом), а банкам США было запрещено иметь дочерние предприятия (для поддержания конкуренции).
Это привело к учреждению специальных транснациональных финансовых институтов, у которых есть офисы в каждом городе и на каждой важной с финансовой точки зрения улице в крупнейших городах. Однако поддержание такой обширной сети требовало бы больших денег, при этом доходов от этих институтов не хватало — при условии, что они проводят обычные коммерческие операции. Грубо говоря, упор был сделан не на рентабельность, а на создание такого присутствия, которое сможет покрыть все экономические зоны планеты.
Сберегательные кассы в Советском Союзе — яркий пример подобной стратегии. Их открыли в каждом районе каждого города просто потому, что они были нужны людям. Сегодня Сбербанк, который унаследовал эту сеть, закрывает многие из таких отделений, потому что они не обеспечивают требуемых финансовых выгод. То же можно сказать и о большинстве транснациональных банков: большинство их подразделений несут убытки и требует огромных инвестиций.
Следовательно, до тех пор, пока в мире наблюдался экономический рост и, что более важно, печатались деньги, сохранять и развивать эту сеть имело смысл. Общий доход был гигантским, и часть его нетрудно было перенаправить на общие цели. Однако в 2008 г. начался кризис, который существенно сократил доходы банков. В 2014 г. США сократили объёмы печатания денежных знаков (они печатают ровно столько денег, сколько требуется для поддержания американского бюджетного дефицита). Доллар США не мог больше расширяться. Инфляция была неизбежна, а США не могли это позволить. В результате у транснациональных банков возникли проблемы.
Они почувствовали это уже в начале 2011 г. Банкиры и финансисты попытались отобрать у США право на выпуск глобальной валюты и передать его тому, что, как ожидалось, станет «Центробанком центробанков». Таковым виделся некий наднациональный институт, который получил бы исключительные права на выпуск глобальной валюты во время финансового кризиса. Американский доллар при этом оставался бы национальной валютой, и его печатание было бы ограничено объёмами, установленными «Центробанком центробанков».