— Все хорошо, Эндрю?
— У нас все хорошо, — кладу руку ей на плечо.
Джейн неподвижна, продолжает думать:
— Все хорошо, но мне тревожно, Эндрю. Отец молчит, но я вижу — в нем больше нет беззаботности.
— Ибсон много работает.
— Но он делает не свое дело.
Выбрасываю окурок, улыбаюсь Джейн:
— Наступают серьезные времена, девочка. Америка не успокоилась после Переворота. Накатывает мощный вал насилия.
— Война? — Джейн серьезна.
— Да. Еще много будет смертей, страну зальет кровью. Может быть, мы погибнем, — мне сейчас очень хорошо и я крепче прижимаю Джейн к себе.
— Зачем?
— Не знаю. Новая эра требует крови.
— Это вы хотите крови.
— Нет. За последний месяц в районе моего отряда убито 50 человек. Их убивали зверски, сначала мучили и уродовали. И так по всему Нью-Йорку. Каждую ночь гибнут сотни людей. Я устал от смертей.
— Но ты тоже убиваешь.
— Обязан.
— Это страшно. — Джейн кладет голову на мое плечо.
— В мире много насилия. Оно уничтожает и в конце концов уничтожит нас. Пусть мы обречены, но у нас есть оружие и мы будем убивать зло. Драться, пока хватит сил и мужества. Надейся на нас, Джейн. — Я ищу ее губы и девочка подставляет их, у нее сухие терпкие губы…
Возвращаемся, крадемся мимо спящего Ибсона на второй этаж. Джейн закрывает дверь на замок, снимает платье. Я подхожу и целую ее маленькую грудь. Медленно опускаюсь на колени. Рубашка остается в руках Джейн…
Просыпаюсь без пяти шесть и начинаю быстро набрасывать одежду. Не замечаю, как Джейн открывает глаза и тревожно смотрит на меня:
— Ты так рано уходишь?
— Меня ждет машина. Я скоро вернусь.
— Ты не успеешь вернуться, Эндрю.
Целую Джейн в лоб. Обхожу спящего в кресле Ибсона. Тэн в машине уже включил двигатель и открыл дверцу. Мчимся по утреннему Нью-Йорку. Выкуриваю сигарету, протираю глаза — окончательно просыпаюсь.
— Как прошло дежурство?
Тэн молча показывает, что все хорошо. В Буквэме посеревший после дежурства Симпсон сидит за неубранным столом и обжигается об растворимое кофейное пойло.
— Сегодня в городе тихо, — хмуро говорит он.
— Олл райт, Вильям!
Плескаю в большую кружку кофе и большими глотками выпиваю. Мне хорошо: на земле еще весна, мир, и яростное солнце заливает Нью-Йорк.
— Командир, я пошел спать.
— Давай, замком. Скоро тебя разбужу, — говорю ему по-русски.
Дегтярев хмыкает и уходит. Я отправляюсь на утреннее построение отряда…
Через час меня вызывает Ибсон. В штабе:
— Где твой террорист, Эндрю?
— Утром сдал Бонзу.
— Ты его допрашивал?
— Да, — достаю и кладу на стол кассету, — здесь запись.
— Хорошо. Теперь работаешь у меня, — Ибсон убирает кассету в стол, — но официально будешь числиться командиром отряда. Твой заместитель справится?
— Да. Что я буду делать?
— Прямо сейчас поедешь в Бронкс, 101 авеню, кафе «Гном». Посидишь там, закажешь виски и свежую «Таймс». К тебе подсядут и спросят о самочувствии Бойтона. Говори, что хочешь, но обязательно передай привет Джошуа и отдай это, — Ибсон протягивает плотный маленький конверт.
Это интересно: Ибсон что-то затевает без ведома штаба. Я на мосту через Ист-Ривер. Идет ласковый все очищающий весенний дождь. День складывается погожий и праздничный. Спешу в Бронкс.
5
Мы в Валли-Стрим — пригороде Нью-Йорка. Довольно печальный пейзаж. Куда ни кинешь взгляд: ровные квадратики дворов с одинаковыми домами. Мой отряд первый переходит мост через речку, солдаты садятся в траву на обочине. Начинается утро. По мосту еще движутся остатки отрядов, вырвавшиеся из города. Рядом со мной возникает сержант Марк Сой.
— Я расставил посты у моста, сэр.
— Хорошо.
Речку переходит отряд Моруа. Андре весь измазан кровью, форма изорвана, взгляд дикий и больной.
— Как в Нью-Йорке? — спрашиваю у него.
Моруа только дергается и уходит. Провожаю взглядом согнутую спину. Следующий отряд, перейдя мост, валится в обочину. Ко мне подходит офицер.
— Как в Нью-Йорке?
— Бежали сломя голову — по нашей казарме ударили напалмом — половина отряда сгорела. — На левой скуле офицера ожог.
Мост проезжает бронетранспортер, останавливается напротив нас. Из люка высовывается седая голова и на дорогу выпрыгивает наш командующий Карл Рас. Подходит к нам.
— Командир Сысоин.
— Командир Хаузер.
— Господа офицеры, в городе восстание, но мы контролируем обстановку. Задача ваших отрядов: держать оборону этого моста. — Рас лезет обратно в бронетранспортер.
Мы с Хаузером расходимся по разные стороны шоссе. У меня еще есть полсотни бойцов. Они лежат в кювете, у них хмурые измятые лица: спать сегодня не пришлось.
— Сержанты, ко мне!
Они неторопливо подходят, все четверо, окружают меня.
— Вадим, твоя задача держать мост, заложи мины. Сой, Бриз, следите за рекой, чтобы не было переправы. Вильям, остаешься со мной.
Смотрю на часы: восемь утра. Вадим со своим отделением залегает у моста. Остальные группы рассредотачиваются по домам вдоль реки. Мы с замкомом по очереди в бинокль рассматриваем Нью-Йорк. Там ничего не изменилось. А было ли восстание? Включается телефон:
— Внимание! Говорит комендант Нью-Йорка полковник Хьюз. Предлагаю всем полевым командирам Переворота подчиниться новым властям или сохранять нейтралитет. Штаб Переворота уничтожен. Наша 1 Освободительная Армия захватила Вашингтон, Балтимор и подходит к Филадельфии. В Филадельфии, Нью-Йорке и Бостоне власть находится в руках Армии Контрпереворота. Господа офицеры, будьте благоразумны, не применяйте оружия против соотечественников.
— Веселенькие дела… твою мать, — говорит Дегтярев.
Я улыбаюсь. Ветер с океана мешает мне зажечь сигарету…
В восемь утра, когда в городе уже было тихо, госпиталь Джамейки эвакуировался в аэропорт Кеннеди, где раненых погрузили в самолеты и отправили на континент. Когда к отлету готовился последний самолет, в аэропорту появляется Эдвард Минитмен. Лихо развернувшись на рулежке, он тормозит у ближайшего санитарного грузовика.
— Где главврач? — спрашивает у шофера.
— Только что улетел.
— Кто приказал эвакуироваться?
Шофер безразлично пожимает плечами. Минитмен бежит к самолету.
— Внимание! Я — начальник 8 отдела штаба Переворота капитан Минитмен. В районе Валли-Стрим, Элмонта и Нью-Хайд-Парка идут тяжелые бои между нашими отрядами и террористами. Прошу всех врачей и медсестер добровольно выехать и помочь раненым.
8 часов 30 минут утра. Взлетает последний самолет. Пять грузовиков с медсестрами и врачами уезжают в сторону Линбрука. К аэропорту подходят части АКП…
Грузовик, в котором ехала Джейн, остановился в Валли-Стрим. Городок горел. На берегу реки творилось невообразимое: грохот и крошево сплошных взрывов. Кто там еще может выжить?
— Машина остается здесь, а вы, девочки, давайте вперед, — врач Хэндрикс инструктирует пятерку медсестер, — помощь оказывайте на месте. Когда кончится мясорубка, самых тяжелых принесем сюда. Сами будьте очень осторожны. Все, пошли!
Джейн бежит по дороге, падает, услышав выворачивающий душу вой мины. Долго ползет, боясь поднять голову и наконец сваливается в какой-то овраг. У нее болит сердце, но страха нет. Подняв голову, она видит перед собой Хаузера, беспрерывно стрелявшего из ручного пулемета.
— Фрэнк! Это я — Джейн Ибсон!
Хаузер не слышит и не узнает Джейн.
— Санитарка! Пошевеливайся! У меня пол отряда раненых!
Джейн куда-то бежит, закрыв глаза от пыли и спотыкается об труп. Падает, открывает глаза и видит разорванный немым криком рот: молоденький солдат обеими руками заталкивает кишки в вспоротый живот. Плача навзрыд, размазывая одной рукой слезы и грязь по лицу, Джейн другой рукой рвет одежду вокруг раны…