Мама вновь поднимает брови, демонстрируя легкое недоумение, после чего быстро целует меня в щеку, и тянет в кухню.
— Потом поболтаем. Не терпится дочь собственной кулинарией побаловать. Я сегодня необычный штрудель приготовила.
— С мясом что ли? — кошусь на нее.
— Ага.
*******
— Ну как тебе работается у Максима на фирме, Ника? — дядя Игорь отпиливает стейк и, не донеся кусок до рта, смотрит на меня. — Не пристает?
Я едва не давлюсь красным сухим и машинально перевожу взгляд на Гасовича, которого такие родственные ремарки, кажется, ничуть не смущают, судя по тому что он продолжает вальяжно мять спиной стул.
— Мы не слишком хорошо успели познакомится, но думаю, у Максима есть понятия о рабочей субординации. К тому же он знает, что у меня есть парень.
— А я думал, мы достаточно неплохо пообщались в нашу вторую встречу, Ни-ка. — раздается насмешливый голос. — Ты меня буквально чуть не задушила в родственных объятиях. — с этими словами говнюк демонстративно указывает глазами под стол и начинает широко улыбаться.
— Оу, это ж разве душила? — парирую язвительно. — Так, слегка приобняла. Крепкие обнимашки в моем исполнении ты бы точно никогда не забыл.
Улыбка на лице Капитана Америки меркнет, а глаза темнеют, точь в точь, как в машине. Мама замирает с вилкой в руке и начинает с любопытством разглядывать нас, а ее муж свирепо рявкает:
— Вы Игоря Жданова за идиота что ли держите? Чего тут происходит вообще?
— Никуш, иди чай налей. — нараспев предлагает мама. — Игорь, твой любимый с мятой и мелиссой будешь?
Как по команде, маска воинственности покидает лицо дяди Игоря, и он, сделав стакан воды, уже более спокойно отвечает.
— Буду, Люб. Чудо как хорош этот твой чай.
Ай да Любовь Запашная. Как мастерски льва травяным отваром на лопатки уложила.
Решив не пренебрегать маминой помощью, бесшумно поднимаюсь со стула и, погремев ящиками, нахожу жестяную банку с чаем. Включаю чайник, и пока жду, когда закипит вода, прислушиваюсь к разговору.
— Мама твоя как поживает? — спрашивает миролюбивый голос дяди Игоря. — Совсем родину забыла. Обещала еще две недели назад приехать, а все тянет.
— Ее токсикозит немного, поэтому перелет отложить пришлось.
— Твой папаша вообще когда-нибудь слезет с моей дочери?! — слышится грозное рявканье. — Или у вас там в Америке биткоины за детей давать что ли стали. Чего так старается то он?
— Я об этом стараюсь не спрашивать. — насмешливо отвечает Кэп. — Предлагаю просто порадоваться, что ты дедом в пятый раз станешь.
К тому времени как мамин муж заканчивает говорить, насколько было бы лучше, если семья Максима покинула вражескую страну и купила пять гектаров земли в Подмосковье, мятно-чайный напиток заваривается, и я с видом заправской горничной иду его разливать. По старшинству, разумеется.
Обойдя чайной милостью Игоря и маму, подхожу к стулу Кэпа и невольно морщусь, потому что терпкий запах грейпфрута ударяет в ноздри, а во рту начинается необратимый процесс слюноотделения.
Напомнив себе, что нужно не забыть купить в аптеке витамин С, придвигаю чашку и начинаю лить в нее дымящийся отвар, и едва не расплескиваю кипяток на скатерть, потому что в этом момент здоровая ручища выныривает из под стола и, обхватив колено, бесцеремонно скользит мне под юбку.
— Тони послал Кэпу сигнал о помощи. — доносится низкое урчание. — Не могу оставить друга в беде.
Забыв как дышать, я перевожу ошарашенный взгляд вниз и шумно сглатываю, потому что говнюк бесстыдно заглядывает мне в глаза и гладит мою ногу в критической близости от белья.
К счастью, оцепенение отпускает меня уже через секунду и, переместив носик чайника на джинсовые колени, я с садистской улыбкой опрокидываю на них хорошую порцию кипятка. Лицо говнюка болезненно морщится, но перед тем как меня отпустить, его рука успевает сжать мою ягодицу. Терминатор какой-то, Ей-богу.
Вернув заварочный чайник на столешницу, я, с пульсом как у колибри-сердечника, возвращаюсь на свой стул и, чтобы скрыть свое замешательство, машинально утыкаюсь в телефон. Тычу пальцем в значок нового сообщения и едва не рычу от негодования:
«Передай Тони, что я зайду в гости позже»
9
Макс
— Ты чего себе позволяешь? — шипит Бэмби, после того как мы с приклеенными улыбками прощаемся с родственниками и выезжаем за ворота дедовского поместья. — Ты, может, в Америке стряпух привык в кабаках лапать, но здесь тебе не кабак, и я не расхаживаю перед тобой с наклейками на сосках. У меня парень есть, ясно? Еще раз ко мне прикоснешься, я твой мини-бар в щепки разнесу.