Флоридская фауна вообще-то отдельная тема. Благодаря роскошному климату сюда перебираются на зимовку не только старушки, но и перелетные птицы. Флорида — рай и для людей и для зверей. Лучшее тому подтверждение — очередной развлекательно-познавательный парк «Мир моря».
Если Диснейуорлд проповедует гармонию человека с цивилизацией, то «Мир моря» задуман уже как апофеоз межвидовой любви. Здесь стирается грань между человеком и его младшими братьями. Это не зоопарк, не океанарий, не цирк. Нет, «Мир моря» — это эдем, райские кущи, где волк дружит с агнцем. Вы можете покормить огромных скатов, поиграть с тюленями, похлопать дельфина по резиновой спине. Вот так, должно быть, жил Адам до тех пор, пока не попробовал яблок.
Флорида застыла в этом безгрешном состоянии. Поездка в Орландо — это путешествие в империю Добра и Красоты.
К несчастью, мы, видно, по гроб пресыщены утопией. Нам не хватает ложки дегтя, без которой диснеевский рай кажется пошлым конфетным фантиком. Нам не хватает детской беззаботной веры в кукольные чудеса прогресса и процветания. Во всем мы ищем обратную сторону медали. Во Флориде же медаль, как лист Мёбиуса, имеет всего одну сторону — парадную. Сюда и ездят не столько за развлечениями, сколько за оптимизмом, неиссякаемые запасы которого скопились в Диснейуорлде.
Но что касается нас, то мы вздохнули свободно, только вернувшись домой. Холод, слякоть, в такси воняет марихуаной. Жизнь продолжается, и в Нью- Йорке, слава Богу, она нормальная: у медали здесь две стороны.
ОБ ИСПЫТАНИИ ХАЛЛОВИНОМ
Главный праздник Америки — это, конечно же, Халловин. Наверное, это кощунственное утверждение следует пояснить. День независимости существует везде и везде празднуется примерно одинаково. Нет никакой хитрости в том, чтобы объявить день нерабочим, перекрыть движение за казенный счет и побудить граждан съесть в этот вечер вдвое больше, чем обычно (не говоря уж про выпить).
Ведь все это делается ради красивых и высоких идеалов, в ознаменование важных исторических событий. Счастливое освоение Нового Света (День благодарения), труд как основа народной нравственности (День труда), обретение свободы (День независимости), память о павших (День поминовения) и так далее.
Что касается второй группы праздников, то и с ними все ясно. Даже русские эмигранты из числа лиц еврейской национальности знают, по какому поводу устраиваются Рождество или Пасха.
И лишь один праздничный день выпадает из этой череды значительных событий: Халловин. 31 октября.
Так было не всегда. Возникший среди друидов — жрецов древних кельтов — праздник был посвящен очень серьезной проблеме: чертовщине, ведьмовству, нечистой силе. В нынешней Америке это день не чертовщины, а чепухи. Сохранив древний антураж в виде дьявольских масок и тыкв (тоже наследие друидов), Халловин утратил главное — важность. И главное же приобрел — несерьезность.
Апофеоз несерьезности царит в этот день в Америке. Страна превращается в обитель с уставом «делай что хочешь». И все действительно делают что хотят. Причем это не всегда так уж приятно, но в этот день не принято обижаться. Мы лично не одобряем только дурацкий обычай бросаться яйцами. Хорошо еще, что в Штатах не достать тухлых. Но и свежее разбитое яйцо гораздо уместнее на сковородке, чем на пальто. 1 ноября Нью-Йорк выглядит замощенным яичницей и даже несколько изменяет колористическую гамму за счет веселенького желтого цвета.
Мы не приходим в восторг от американского изобилия. Слоняясь по халловинскому городу, мы думаем о другом изобилии — эмоциональном и даже духовном.
Только пройдя через исторические искусы и обманы главных праздников, можно так беззаветно радоваться празднику принципиально неглавному. Только народ, не ставящий перед собой значительной цели, способен отдаваться стихии бесцельной и незначительной. И не в компании друзей, а во всенародном масштабе.
Мы вспоминали элементы Халловина из наших прежних праздников. Навсегда в памяти осталось 50-летие Октября, когда в 67-м году мы оказались в Москве и пришли на Красную площадь.
Главным аттракционом дня, за который кто-то собирался, надо полагать, получить орден, был трюк с призраком Ленина. С дирижабля над центром Москвы свесили гигантский тканый портрет вождя, который должен был осенять праздничный город. Но изобретатели не учли ветра. Ноябрьский ветер раскачивал портрет. Вместо того чтобы строго, по-отечески смотреть на столицу, вождь подмигивал, гримасничал, кривлялся. Короче, вел себя так же непристойно, как здешние вожди на халловинском параде, когда стройными рядами идут искаженные Вашингтоны, Линкольны и Рейганы. У нас нет оснований подозревать изобретателя московского аттракциона в диверсии, тем более что с ним разобрались, видимо, без нас. И потому нам остается повторить мудрые слова Бахчаняна[29]: «По-настоящему там что-то начнет меняться тогда, когда в газетах появятся карикатуры на Политбюро».