— Вы уходите? — спросил месье Ниош.
— А вы хотите, чтобы я остался? — отозвался Ньюмен.
— Уйти должен был я — из уважения. Но то, как уходите вы, оскорбляет мое достоинство.
— У вас есть что сказать мне?
Месье Ниош огляделся по сторонам, желая удостовериться, что их никто не слышит, и очень тихо, но отчетливо произнес:
— Я не простил ее.
Ньюмен коротко рассмеялся, но старик сначала словно этого не заметил; он устремил взгляд в сторону, будто углубился в созерцание некоего метафизического образа, олицетворявшего его непреклонность.
— Какая разница, простили вы ее или нет? — сказал Ньюмен. — Есть люди, которые не простят ее никогда, уверяю вас.
— Что же такое она натворила? — тихо спросил месье Ниош, снова поворачиваясь к Ньюмену. — Поверьте мне, я ведь не знаю, что она делает.
— На ее совести дьявольская выходка, неважно, что именно. Она на все способна — ее нужно остановить.
Месье Ниош воровато протянул руку и мягко положил ее на рукав Ньюмена.
— Остановить? Да-да, — прошептал он. — Вот именно. Остановить немедленно. Она убегает от меня. Ее необходимо остановить, — он немного помолчал и огляделся. — Я и собираюсь остановить ее, — продолжал он. — Только жду удобного случая.
— Понятно, — опять засмеялся Ньюмен. — Она убегает от вас, а вы гонитесь за ней. И забежали уже далеко.
Но месье Ниош настаивал на своем.
— Я остановлю ее, — тихо повторил он.
Не успел он договорить, как толпа перед ним расступилась, словно повинуясь порыву освободить дорогу важной персоне. И по образовавшемуся проходу к ним приблизилась мадемуазель Ноэми в сопровождении джентльмена, которого Ньюмен только что видел. Теперь лицо этого джентльмена было обращено к нашему герою, и Ньюмен узнал своеобразные черты и еще более своеобразный цвет лица и дружелюбную улыбку лорда Дипмера. Внезапно оказавшись лицом к лицу с Ньюменом, который поднялся вслед за месье Ниошем, Ноэми на какую-то долю секунды едва заметно растерялась. Потом слегка кивнула ему, словно они встречались только вчера, и вполне непринужденно улыбнулась.
— Tiens,[166] до чего же нам везет на встречи, — проговорила она.
Мадемуазель Ноэми превосходно выглядела, а лиф ее платья был настоящим произведением искусства. Она подошла к отцу, протянула руки, месье Ниош покорно передал ей щенка, и она начала целовать его, приговаривая:
— Какое злодейство, бросили бедняжку совсем одного. Как плохо мой песик обо мне подумает, решит, что я бессердечная! Крошке очень нездоровится, — повернулась она к Ньюмену, делая вид, будто ему необходимо все объяснить, и ее глаза сверлили его с беспримерной наглостью. — Наверно, ему вреден английский климат.
— Зато, кажется, этот климат весьма полезен его хозяйке, — заметил Ньюмен.
— Вы имеете в виду меня? О, благодарю вас, я никогда так прекрасно себя не чувствовала! — объявила мадемуазель Ноэми. — Но разве можно, — и она обратила сияющий взор на своего нынешнего спутника, — разве можно чувствовать себя иначе рядом с милордом? Она села на стул, с которого поднялся ее отец, и принялась расправлять розетку на ошейнике собаки.
Лорд Дипмер, как все мужчины, и тем более британцы, с весьма сомнительной грацией справлялся с замешательством, естественным при столь неожиданной встрече. Он сильно покраснел, увидев соперника, с которым столь недавно домогался благосклонности дамы, отнюдь не схожей с хозяйкой карликовой собачки. Неловко кивнув Ньюмену, он разразился отрывистыми восклицаниями, в коих Ньюмен, зачастую с трудом понимавший речь англичан, не сумел уловить никакого смысла, затем лорд замолчал, упер руку в бок и со смущенной ухмылкой искоса взглянул на мисс Ноэми. Вдруг его поразила какая-то мысль, он повернулся к Ньюмену и спросил:
— Значит, вы с мадемуазель знакомы?
— Да, — ответил Ньюмен. — Я ее знаю, а вот вы вряд ли.
— Ну что вы, конечно, знаю! — снова ухмыльнулся лорд Дипмер. — Еще по Парижу. Нас познакомил мой несчастный кузен Валентин, вы же его знали. Он, бедняга, был ее приятелем, не правда ли? Из-за нее и вышла вся эта история. Ужасно печальная история, что и говорить… — продолжал молодой повеса, стараясь, насколько позволяла его примитивная натура, прикрыть замешательство болтовней. — Придумали, будто он умер за Папу римского, будто его противник отозвался о Папе как-то неуважительно. Они всегда так. Свалили все на Папу, потому что когда-то Валентин был папским зуавом. Но все это случилось не из-за Папы, а из-за нее! — продолжал лорд Дипмер, снова бросая взгляд, разгоревшийся от этих воспоминаний, на мадемуазель Ниош, грациозно склонившуюся над песиком и, по-видимому, совершенно поглощенную беседой со своим любимцем. — Смею предположить, вам кажется странным, что я… э… поддерживаю знакомство с мадемуазель, — снова заговорил милорд. — Но, знаете, она ведь ничего не могла поделать, а Беллегард лишь мой двадцатиюродный брат. Вам, наверное, кажется довольно бесцеремонным то, что я показываюсь с ней в Гайд-парке, но, видите ли, ее пока никто не знает, к тому же она отменно выглядит… — и вместо того чтобы закончить фразу, лорд Дипмер снова бросил оценивающий взгляд на мадемуазель Ноэми.