Его раненая нога не доставляла ему особых проблем, к тому же он вот уже несколько недель не пил спиртного и не принимал никаких транквилизаторов. У него ушло не более получаса, чтобы добраться до полуразрушенного дома синьоры Фраскати. Теперь там, на поросшей травой лужайке паслись уже три козы. Нет, вернее, две взрослых козы и один совсем маленький козленок, который едва стоял на своих тоненьких ножках и все время жалобно блеял, требуя у своей матери молока.
Палмер, припадая на одну ногу, обошел вокруг дома и увидел там… двух женщин, которые, сидя на низеньких скамеечках, лущили гороховые стручки в стоявший перед ними большой эмалированный таз.
Увидев Палмера, молча остановившегося на углу дома, Элеонора тут же вскочила на ноги, опрокинув наполовину полный таз. А синьора Фраскати, как ни в чем ни бывало, поставила таз на место и принялась тщательно собирать туда рассыпанный горох.
— Но мне сказали, ты пробудешь там еще несколько дней, — растерянно произнесла Элеонора.
Палмер кивнул.
— Им срочно понадобилась больничная койка.
Она торопливо поставила перед ним свой стул.
— Садись, пожалуйста, садись.
— Спасибо.
— У тебя есть где остановиться?
— Пока нет.
— Здесь есть свободная комната.
Он бросил на нее внимательный взгляд.
— Почему ты не приходила меня навестить? Не могла?
— Нет, не хотела! — Она печально покачала головой. — Если бы я пришла к тебе первой, мы оба так и остались бы в неведении. Но раз ты сам пришел ко мне, то… — Она поднесла руку ко рту. — Прости.
Палмер пошевелился на старом скрипучем стуле.
— Ну а если я зашел просто сказать «привет»? И больше ничего?
Ее красивые каштановые глаза чуть потемнели. Затем Элеонора отобрала у него костыль, отнесла его к окну и поставила там у стены.
— Слишком поздно, — с улыбкой сказала она.