Аландец плакал на краю бассейна, это было страшно и мучительно. Сандра сидела на дне бассейна среди своих вещей, тканей, вырезок из газет и мечтала оказаться за тысячу километров от дома.
Так что, когда он скрывался в охотничьем кабинете, чтобы продолжать там разваливаться на части, она не шла за ним и не пыталась обнять его и утешить или что-то в этом роде. Там он с самого начала проводил много дней и ночей, с грогом и чистой водкой, иногда громко выкрикивал странные фразы, гадкие не только из-за отдельных слов (он много сквернословил), но и потому, что в них не было ни малейшего смысла. Слова и фразы оттуда и отсюда. «Я пою под дождем», — напевал Аландец. «Наша любовь — континентальное дело, он приехал на белом „ягуаре“». Что-то подобное. Эту последнюю песню заводила вновь и вновь Дорис Флинкенберг на своем кассетнике марки «Поппи», выпущенном в ГДР. «Классная песня», — утверждала Дорис, но Сандра только закатывала глаза. По этому поводу, одному из немногих, во всяком случае поначалу, Дорис и Сандра расходились во мнении.
Аландец в охотничьем кабинете, Сандра в бассейне без воды, зажав уши руками, пытается стать маленькой-маленькой, совсем незначительной. Меньше всего ей хотелось идти в охотничий кабинет, утешать, обнимать и все такое, как это частенько делали по телевизору, когда случалась семейная катастрофа. Обнимать и обнимать, как будто это чем поможет.
Долгое время Сандра мечтала только о том, чтобы Аландец снова стал нормальным. Начал делать простые нормальные вещи, например чистить свое ружье.
— Слышишь, может, поедем постреляем?
Это случилось в один октябрьский денек, когда листья уже опали и в мире за огромным панорамным окном установилась ясная холодная погода. Аландец вдруг снова стал нормальным, он появился у края бассейна, полностью одетый и свежевыбритый, и посмотрел на Сандру. У него было с собой ружье, он указывал им на нее, но она ни чуточки не испугалась, это же было понарошку. Она сразу инстинктивно догадалась, узнала ту долгожданную атмосферу, которой уже давно не бывало в доме. Как ее не хватало! Она мечтала об обезьяньих уловках, проказах, криках, всем, что угодно.
И вот. Конечно! Сандра подскочила, словно мячик, и мигом бросила все свои занятия, все свои дурацкие забавы на дне бассейна. О, как они ей надоели!
— Давай, — ответила она с не свойственной ей решительностью. — В самом деле, пора и мне научиться стрелять из ружья.
Они с Аландцем отправились на стрельбище, и там она научилась обращаться, во всяком случае немного, с пистолетом и ружьем. И к своему собственному удивлению, заметила, что ей нравится стрелять, хоть учеба двигалась и не так быстро. В отличие, например, от Дорис Флинкенберг, которая позднее за короткое время превратилась в заправского стрелка. Но Сандру удивляло еще и то, что ей нравилось даже просто бывать на стрельбище. Собственно, это привлекало ее больше всего. Царившие там особое сосредоточенное настроение, тишина и стиснутые зубы. Свой особый мир.