В Кровавое воскресенье, когда в Петербурге расстреляли мирных демонстрантов во главе с Георгием Гапоном, проповедником-диссидентом, – Брешковская находилась в Чикаго. Теперь ее популярность выросла еще больше. Женщины, жаждавшие послушать Брешковскую, стеклись на одно мероприятие в таких количествах, что несколько человек затоптали в давке. И теперь ее старания окупались: к тому моменту, когда она собралась уезжать, сократив сроки пребывания в Америке, чтобы успеть вернуться на родину, где назревала революция, ей удалось собрать около 10 тысяч долларов. Эти деньги она потратила на оружие, которое Гольдман помогла ей переправить в Россию через надежного связного[118].
Многие из друзей и поклонников Брешковской убеждали пожилую революционерку остаться в Америке, говоря, что на родине ее наверняка подстерегает опасность. Кто-то из знакомых Стоун Блэкуэлл в Бостоне уверял, что лучше всего Брешковской было бы остаться в США, чтобы «собирать деньги на покупку оружия и боеприпасов и вооружать крестьян». Но Стоун Блэкуэлл понимала, что Бабушка уедет, просто не может не уехать: «Новости из России приходят такие, что мне и самой хочется туда поехать и помочь», – признавалась она[119]. В марте 1905 года Брешковская выехала в Россию.
Все, кому довелось лично встретиться с Брешковской, получили незабываемый опыт. Хелена Дадли многословно благодарила Бабушку за тот пример сознательной жизни, который она подавала:
Вы показали нам всем, как нужно проживать жизнь: не ради сытости и уюта или личной выгоды, а ради великих целей. Гораздо полезнее встретить всего одного человека, который живет так, как вы, чем прочесть все книги на свете о достойной жизни.
Похожие чувства испытывала и Эллен Гейтс Старр из чикагского Халл-хауса.
Я едва могу подобрать слова, чтобы не показаться сумасбродной вам, такой скромной, чтобы выразить свои чувства, которые вызвало во мне знакомство с вами. Такое ощущение, будто вы причастны всем душам, всем умам, и большим, и малым. Поистине, вы околдовываете нас всех, ваша удивительная, внимательная любовь к людям не ведает ни границ, ни различий – семейных, национальных или расовых.
А Хелен Тодд, фабричный инспектор в Чикаго, писала Брешковской: «Вы так много принесли в нашу жизнь здесь, в Чикаго, что теперь, после вашего отъезда, жить в этом городе стало как будто немного бессмысленно». Спустя много лет Тодд, состоявшая в Национальной женской партии и известная своей прямотой, стала одной из многочисленных активисток суфражизма в США, изучавших русский революционный опыт с точки зрения новых моделей гражданской ответственности женщин[120].
Роман с Россией
Хотя Эмма Гольдман часто испытывала соблазн вернуться, вслед за Брешковской, в Россию, она все-таки осталась в Нью-Йорке и открыла салон красоты под вывеской «Э. Г. Смит, специалистка из Вены, массаж головы и лица». Она действительно принимала клиентов, но ее массажный кабинет на Семнадцатой улице служил и прикрытием для подпольной помощи русским революционерам. Летом 1905 года на Манхэттене Гольдман, ее племянница Стелла и несколько их друзей приняли у себя русскую театральную труппу под руководством Павла Орленева и Аллы Назимовой. В то время Гольдман регулярно моталась с острова в жаркий центр города и обратно; по вечерам она присоединялась к актерам, сидевшим у костра, и слушала песни под аккомпанемент орленевской гитары. «Под гудение большого самовара стихи далеко разносились над заливом, и наши огорчения, накопившиеся за день, напрочь забывались. Наши души переполнялись жалобными звуками, в которых Россия изливала свои горести». Гольдман помогла труппе Орленева, чья американская премьера совпала со всероссийской октябрьской политической стачкой, основать театр в Нижнем Ист-Сайде. Гольдман казалось, что революция вот-вот свершится:
Весть о Русской революции в октябре 1905 года (так – прим. ред.) привела нас в экстаз и взбудоражила. ‹…› Брожение масс на этой подвластной царю земле достигло критической точки. Подавленные общественные силы и не находившие выхода страдания людей прорвались наружу и революционной волной прокатились по любимой России-матушке. Радикальные элементы Ист-Сайда находились в исступлении, проводя дни напролет на многолюдных митингах и за обсуждением происходящего в кафе, забыв о политических разногласиях и сблизившись на почве славных событий, развернувшихся на родине[121].
В ту зиму танцовщица Айседора Дункан приехала с гастролями в Россию, и позднее она утверждала, что именно зрелище похоронной процессии с гробами жертв Кровавого воскресенья внушило ей мысль посвятить и свою жизнь «многострадальному народу». Неудавшаяся революция 1905 года и еврейские погромы, прокатившиеся по России, вызвали новые волны эмиграции в США и еще сильнее настроили американцев против царского режима[122].
118
Об ажиотаже среди желавших увидеть выступление Брешковской см. Hear Slav Agitator // [название газеты отрезано]. 1905. Jan. 23. Чикаго, папка 701, архив ПСР. О том, как Брешковская собирала средства, см.
120
Дадли – Брешковской, 21 декабря 1904 года; Старр – Брешковской, 5 марта 1905 года; и Тодд – Брешковской, без даты. Все три письма – в папке 688, архив ПСР.