Павел Крусанов
Американская дырка
Роман
Вместо эпиграфа
Сергей Анатольевич, мы хотели бы поговорить с вами на разные темы для специального издания, посвященного выходу фильма С. Дебижева
“Два капитана – 2”, в котором вы играете одну из главных ролей.
Возможно ли это сделать сейчас?
– Сейчас нет, а минут через десять – можно. Дело в том, что через десять минут закончится мой индивидуальный цикл перемещения солей животного происхождения в мозг из печени. Таким образом, в данный момент я контролирую обмен веществ в моем организме, и, если вы будете говорить со мной в это время, я за себя не ручаюсь.
(Прошло 10 минут. Взгляд Курехина приобрел некоторую осмысленность, и мы решили попробовать еще раз.)
– Сергей Анатольевич, в одном из интервью вы сообщили, что вы – ошибка природы. Что вы имели в виду?
– Дело в том, что природа в моем лице пыталась сделать курицу. Все мои повадки – куриные. Хотя иногда бывают странности. Я, например, время от времени начинаю рыть нору в земле, что, насколько я знаю, курицам не свойственно, а свойственно скорее лошадям.
– Нам кажется, что ваш способ отвечать на вопросы – это попытка увильнуть от ответа. Очень хотелось бы услышать от вас что-нибудь искреннее.
– Я постараюсь быть предельно искренним.
– Тогда мы хотели бы поговорить о политике. Каково ваше отношение к активизации коммунистов в стране?
– Коммунисты – очень милые и симпатичные люди. Только хари у них противные. Я, правда, не совсем понимаю, чего они хотят, но сразу видно, что они настоящие патриоты чего-то.
– Крайне любопытно. В таком случае вы можете сказать что-нибудь о
Жириновском?
– Жириновский – тоже очень милый и симпатичный человек. Играть роль полуидиота его заставляют. Скорее всего – это Бурбулис. Фамилия
Бурбулис этимологически связана с именем Карабас Барабас, в свете чего сразу становится видна его сущность. А от сущности до бытия – один шаг, как любил говорить покойный Хайдеггер. Проблемная линия
Маркс-Энгельс-Бурбулис-Карабас Барабас еще ждет своего исследователя. Кстати, мне недавно сказали, что Маркс и Энгельс – не муж и жена, а три абсолютно разных человека.
– После того, как вы в одном из номеров “Огонька” нелицеприятно отозвались о Невзорове, изменилось ли ваше отношение к нему?
– Я не совсем понимаю, зачем он ведет эту ужасную программу.
По-моему, его тоже заставляют. Это происки либо евреев, либо педерастов. То есть происки либо крайне правых реакционных сил, либо крайне левых прогрессивных, точно не помню. Либо крайне средних. Мне кажется, что ему лучше подошла бы роль ведущего какой-нибудь другой программы, например, “Бурда Моден представляет”.
– Сергей Анатольевич, а вы хоть приблизительно представляете, что на самом деле происходит в нашей стране?
– Мне Гребенщиков говорил, что наша страна куда-то идет. Кстати, он возглавил движение по переносу столицы из Москвы во Владимир. Только таким путем можно восстановить Россий-скую государственность и
Святую Русь. Меня он обещал назначить Великим князем.
– Вы христианин?
– Да, я – православный, хотя всю свою жизнь посвятил кабалистике.
Дело в том, что я нашел ошибку, которую допустили Раймонд Луллий и
Альберт Великий при создании Голема. До этого все мои попытки создать Нового Человека приводили меня к созданию Вечного Жида.
Кстати, Карл Маркс тоже был Вечным Жидом. Я проследил движение ВЖ
(Вечный Жид) в истории. Но в истинном свете я увидел его только в наше время. И долго стоял перед этой тайной, пока не понял, что
Вечный Жид – это я. С этого момента я постиг, что Космос – един и что совсем не обязательно исследовать макрокосмос, как это делает вся современная космонавтика. Мы сконструировали космический корабль и отправили его в микрокосмос, то есть во внутренний духовный мир человека. Корабль пилотируют две курицы – Мышка и Пышка. У нас в планах запуск искусственного спутника души. В процессе исследований нам удалось расщепить духовный атом. Таким образом, мы вплотную подошли к созданию духовной атомной бомбы.
– А кто это “мы”?
– Я, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Наполеон и Гоголь.
– Ваше любимое чтение?
– Некрасов. По чувству юмора с ним может сравниться только Тарас
Шевченко, но юмор у Некрасова более изящный. Также очень люблю
Борхеса, Розанова, Шестова. Достоевского люблю за невменяемость и мощную многозначительность, прости, Господи, мои прегрешения. Пикуля не люблю, тяжел для понимания.
– Любимый композитор?
– Каравайчук. А вообще-то любимых композиторов много. Терпеть не могу только Шостаковича. Сумбур вместо музыки. Да и двух шипящих, согласитесь, многовато для одной фамилии. Кстати, Сталин тоже его недолюбливал, а у него, как всем известно, был довольно тонкий вкус.
– Собираетесь ли вы в ближайшее время где-нибудь гастролировать?
– Недавно меня пригласили в Италию, то ли на работу, то ли на излечение, я так и не понял. И еще я готовлю новую программу для
Франции. Называется она “Бородино-II”. В этой программе я попытаюсь расквитаться с французами за все.
И еще два слова о фильме “Два капитана – 2”. Фильм, по-моему, художественный. Он рассказывает о том, что Мао Цзэдун и Чан Кайши были сиамскими близнецами, а не китайскими, как считали до сих пор.
Начинается он со сцены концерта “Рок против оргазма”. Цель фильма – доказать, что оргазм присущ как живой, так и неживой материи. Это практически все, что я помню. Извините, но мне уже пора идти копать.
Из интервью
Глава первая. ДРУГОЙ
Меня зовут Евграф. А фамилия моя – Мальчик. Так уж не повезло, что делать… Имя комическое, и поскольку речь дальше пойдет о вещах серьезных, постараюсь впредь упоминать его как можно реже. Тем более, это нетрудно. И все же… И все же прошу запомнить: Евграф
Мальчик. Герои не должны быть безымянными.
Теперь о деле.
Еще в законах Ману сказано, что женщины падки на удовольствия, капризны по природе, лишены естественных привязанностей, не ведают священных правил и молитв, да и вообще они – сама лживость. Поэтому тот, кто убьет женщину или корову, – несет одинаковое наказание. Не стоит удивляться, что ничему хорошему эти чертовки научить не могут.
К тому же от них мы узнаем, что иногда храпим.
Словом, обольщаться на их счет нет повода. Но последняя стрекоза, бронзовая лютка с прозрачными крыльями, та, что свела меня с
Курехиным спустя четырнадцать лет после его смерти, была не чета остальным. Такую, пусть она и провинилась, нельзя отшлепать даже ромашкой.
Она была небольшой и изящной, как резная шахматная фигурка (кажется, это из Олеши), сам Микеланджело не нашел бы, что отсечь у нее лишнего: волосы – цвета светлого янтаря, грудь маленькая и тугая, кожа немного смуглая и словно бы звенящая, а глаза… глаза серо-голубые, причем серого больше было в радужке левого, а голубого – в радужке правого. Странные глаза. Она утверждала, что и видит ими по-разному: левый видит все, как есть, а правый присматривает за полетом слов и звуков и различает их цвета.
Приведись ей оглохнуть – не дай Бог! – она могла бы речь и музыку просто смотреть, как смотрят на цветистую, бьющуюся общим пульсом толкотню бабочек над лугом. Кроме того, спала она всегда на животе, получать удовольствие предпочитала сверху, отлично готовила луковый пирог, умела говорить комплименты, знала, когда это нужно делать, и своим умением-знанием пользовалась. А звали лютку Оля.
Да, чуть не забыл. Под левой ключицей она носила татуировку – пеструю змейку, маленькую, но такую яркую, что на нее садились пчелы.
С детства Оля жила по разным людям: то с родителями, то у бабушки с дедушкой, то у другой бабушки в Белоруссии, то у тетки в Москве. У нее не было единого, цельного детства, их, детств, было много, причем одно вовсе не являлось фрагментом или продолжением другого – каждое она считала самоценным. Для того чтобы так случилось, она должна была научиться ни к чему не привыкать. И она научилась.