— Я бы хотел жить в это время, — сказал он.
— Да ну? При таком-то уровне медицины и с такими зубными врачами?
— Зато без всяких бомб, — парировал Уитком.
Когда они вернулись в контору, у Мэйнуэтеринга все было готово. Попыхивая сигарой и расхаживая взад-вперед по комнате, заложив пухлые руки под полы сюртука, он с удовольствием сыпал полученными сведениями.
— Происхождение металла установлено с весьма высокой точностью. Изотопное топливо примерно из тридцатого века. Проверкой установлено, что торговец из империи Инг отправился в год 2987 в надежде обменять свое сырье на синтроп, секрет которого был утерян в период Междуцарствия. Естественно, он принял меры предосторожности, представлялся всем как купец из системы Сатурна, но тем не менее таинственно исчез. Так же, как и его машина времени. Вероятно, кто-то из 2987 года выяснил, кто он такой, и уничтожил его, чтобы завладеть скуттером. Патруль был оповещен, но следов машины обнаружить не удалось. В конце концов скуттер был найден в Англии пятого века двумя патрульными по имени — ха, ха! — Эверард и Уитком!
— Но если мы уже все сделали, к чему беспокоиться? — ухмыльнулся американец.
Мэйнуэтеринг был явно шокирован.
— Но, дорогой мой, вы же еще не справились с этим делом! С точки зрения периода нашего с вами биологического существования работу только предстоит выполнить. И пожалуйста, не будьте столь уверены в успехе на том лишь основании, что в истории он уже значится. Время гибко и изменчиво; каждый человек наделен свободой воли. Если у вас ничего не выйдет, история изменится и ваш успех нигде не будет отмечен, словно я и не говорил вам всего того, что вы только что слышали. Именно так бывало, если мне позволительно пользоваться словом «бывало», в тех немногих случаях, когда Патруль терпел неудачу. Над этими казусами продолжается работа, и, если успех все же будет достигнут, история изменится и окажется, что этот успех существовал «всегда», с самого начала.
— Ну хорошо, хорошо, я просто пошутил, — сказал Эверард. — Приступим к делу. Время бежит.
Он сделал упор на последнем слове, и Мэйнуэтеринг поморщился.
Оказалось, что даже в Патруле мало осведомлены о том весьма неясном периоде, когда римляне оставили Англию (римско-бриттская цивилизация распадалась, и на ее место приходили англы). Эта эпоха никогда не казалась особенно важной. Отделение в Лондоне 1000 года прислало скудные сведения, которыми располагало, а также одежду, которую носили в те времена.
Эверард и Уитком прибегли к помощи гипноизлучателя, и уже через час вполне сносно знали обычаи того времени и могли довольно свободно изъясняться на латыни и нескольких саксонских и ютских диалектах.
Одежда оказалась неудобной: помимо штанов, рубах и куртки из грубой шерсти предстояло носить кожаный плащ с бесчисленными ремешками и завязками. Длинные парики из льняных нитей скрыли современные прически; на гладко выбритые лица могли не обратить внимания даже в пятом веке. У Уиткома на поясе висел топор, у Эверарда — меч; и то и другое оружие было изготовлено для них из особо твердой углеродистой стали, но они больше полагались на звуковые станнеры из двадцать шестого века, которые были спрятаны под куртками. Лат им не прислали, но в седельной сумке скуттера оказались два мотоциклетных шлема, которые не должны были привлекать особого внимания в век самодельных вещей и орудий и к тому же были гораздо удобнее и прочнее, чем подлинные шлемы той эпохи. Путешественники прихватили с собой также кое-какую снедь несколько кувшинов превосходного викторианского пива.
— Чудесно. — Мэйнуэтеринг вынул из кармана часы и взглянул на циферблат. — Жду вас обратно, скажем… в четыре часа? Я вызову нескольких вооруженных патрульных на случай, если вы вернетесь с пленником, а потом зайдем ко мне и выпьем по чашке чаю.
Он пожал им руки.
— Доброй охоты!
Эверард вскочил в скуттер, включил прибор, настроил программатор на год 464, курган в Эддлтоне, полночь, и нажал кнопку «Пуск».
5
Светила полная луна. Под ней лежала земля, большая и пустынная, на горизонте темнел силуэт леса. Где-то завыл волк. Курган уже был насыпан, Эверард и Уитком прибыли слишком поздно.
Включив антигравитационную установку, они пролетели над густым тенистым лесом. Примерно в миле от кургана находилась деревушка: большое строение из обтесанных бревен и вокруг него постройки поменьше, обнесенные оградой. Высвеченная луной деревня безмолвно лежала перед ними.
— Возделанные поля, — заметил Уитком. Голос его звучал приглушенно в окружающей тишине. — Юты и саксы были в основном йоменами, они пришли сюда в поисках новых земель. Только подумай: совсем недавно отсюда прогнали бриттов.
— Надо разузнать насчет захоронения, — сказал Эверард. — Как по-твоему, может, следует вернуться немного назад, к тому моменту, когда курган насыпали? Хотя нет, пожалуй, безопаснее расспросить сейчас; если по поводу этого кургана и ходили какие-нибудь слухи и легенды, они уже улеглись. Скажем, завтра утром.
Уитком кивнул. Эверард опустил скуттер в заросли для безопасности и настроил программатор на пять часов вперед.
Ослепительное солнце вставало на северо-востоке, птицы громко щебетали, густая трава была мокрой от росы. Сойдя со скуттера, патрульные отправили его с огромной скоростью на десять миль от земли, где он должен был находиться до получения радиосигнала от крошечных передатчиков, вмонтированных в их шлемы.
Они не таясь подошли к деревне, отгоняя топором и мечом, повернутыми плашмя, свирепых на вид рычавших и лаявших собак. Войдя за ограду, они обнаружили, что двор незамощен и густо покрыт грязью и навозом. Несколько голых растрепанных ребятишек глазели на них из плетеных, обмазанных глиной хижин. Девушка, доившая низкорослую корову, негромко вскрикнула; коренастый мужчина с низким лбом, возившийся со свиньями, схватился за копье. Сморщив нос, Эверард подумал о том, что неплохо было бы привести сюда кое-кого из современных ему чересчур горячих приверженцев теории «благородных нордических предков».
В дверях большого строения появился седобородый человек с топором в руке. Как и все люди его эпохи, он был на несколько дюймов ниже среднего человека двадцатого века. Перед тем как поздороваться, он внимательно оглядел вновь прибывших.
Эверард вежливо улыбнулся.
— Я зовусь Уффа Хундингссон, а это — мой брат, он зовется Кнубби, — сказал он. — Мы купцы из Ютландии, приехали сюда торговать в Кентербери. (Он произнес это название «Кантуарабириг», как было принято в те времена.) Мы шли с того места, где пристал наш корабль, сбились с пути, проплутали всю ночь по лесу и вот подошли к твоему дому.
— Я зовусь Ульфнот, сын Альфреда, — сказал йомен. — Входите и разделите с нами трапезу.
Большая темноватая комната была полна дыма и до отказа набита людьми: детьми Ульфнота, их женами, мужьями и детьми, арендаторами Ульфнота, их женами, детьми и внуками. Завтрак состоял из полусырой свинины, которую запивали из рогов слабым кисловатым пивом. Вести разговор оказалось нетрудно: как все люди, живущие вдалеке от других поселений, хозяева были рады посплетничать. Труднее было придумать правдоподобный рассказ о том что происходит в Ютландии. Раз-другой Ульфнот, который отнюдь не был дураком, ловил их на какой-нибудь ошибке, но Эверард твердо отвечал:
— Это ложные слухи. Чего только не выдумают за то время, пока вести идут из-за моря.
Тем не менее его немало поразила осведомленность этих людей. Впрочем, разговоры о погоде и урожае мало отличались от тех, которые велись на Среднем Западе США в двадцатом веке.
Только позднее Эверарду удалось спросить о кургане. Ульфнот нахмурился, а его тучная беззубая жена торопливо повернулась к деревянному идолу и сделала рукой охранительный жест.
— Негоже говорить об этом, — пробормотал ют. — Я бы желал, чтобы колдун был похоронен не на моей земле. Но он был другом моего отца, умершего в прошлом году, а отец и слышать не хотел о том, чтобы курган насыпали не здесь.