— Но я не думаю, что кончится этим.
— Какая разница, что вы думаете? Кого будет интересовать, какие у вас были в действительности мотивы? Эрл, судят по последствиям, а не по намерениям. Если вы это свое намерение выполните, вам придется добиваться своего чертовски долго. И я не уверен, что вам это удастся.
— Сейчас имеет значение только Терри. Меня нисколько не интересуют будущие обвинения и оправдания. — Лицо Коннистона стало упрямым, рука на столе сжалась в кулак.
Оукли с горечью проговорил:
— Хотя бы обсудите это с Луизой, прежде чем что-то предпринимать.
— Зачем? Чтобы она встала на вашу сторону и пыталась меня отговорить?
— Вы уверены, что она с вами не согласится?
— Конечно.
— Почему?
— Автоматическая реакция. Сентиментальность. Традиция: похищение, выкуп, спасение в последнюю секунду. Моя жена знает много фильмов о похищениях и ничего не знает о реальной жизни.
— Реальная жизнь, — устало вздохнул Оукли, — это психопат, который держит у виска Терри заряженный револьвер. Вы предвидите, что Луиза не согласится с вами, — неужели вы не понимаете, что любой отверг бы этот ваш сумасшедший план? Сколько человек, по-вашему, удалось бы найти…
— Черт возьми, — прервал его Коннистон, — я ведь не референдум провожу!
— Но вы обязательно должны рассказать Луизе о случившемся.
— Она не мать Терри.
— Она ваша жена.
Коннистон встал. Его способность к сопротивлению была сосредоточена на главном, и по поводу совета с женой он уже не мог спорить с Оукли.
— Хорошо. Идемте со мной. Лучше, если вы будете присутствовать, когда я ей все расскажу.
— Вы думаете, это мудро?
Коннистон как-то странно посмотрел на него.
— Было время, — пробормотал он, — когда я думал, будто знаю, что такое мудрость. Идемте.
Они прошли в переднюю комнату, но она уже опустела; в одном углу горел торшер.
— Легла спать, — решил Коннистон и резко повернул в другую сторону. Оукли, которого вдруг охватило беспокойство, поспешил за ним.
К ужасу Оукли, Коннистон не постучал, подойдя к спальне жены, он без колебаний распахнул дверь. Оукли уже догадался, что они сейчас увидят.
Мягкий свет проник из коридора в открытую дверь и осветил две обнаженные фигуры на постели. Луиза испуганно подняла голову, ее волосы тускло поблескивали. В комнате сильно пахло духами. Фрэнки Адамс проговорил с дурацким апломбом:
— Иисусе, смотрите, кто пришел. Послушайте, Эрл, не злитесь: даже правительство не одобряет монополистов. — Он истерически расхохотался. Губы Луизы сложились в трусливую жалкую улыбку, когда Коннистон двинулся к кровати, ее лицо стало безжизненным от ужаса.
Оукли пытался остановить Коннистона, но не успел. Дико зарычав, Коннистон отшвырнул Луизу и схватил обеими руками Адамса за тонкое цыплячье горло. Оукли, все еще старавшийся вмешаться, запутался ногами в упавшей на пол вместе с Луизой простыне и повалился на женщину, которая тихонько всхлипывала. Он высвободился из простыни и схватил было Адамса за голую ногу, но тот с силой пнул его в грудь. А потом еще что-то — локоть или колено — ударило его в висок.
Он упал, закатившись под кровать, и некоторое время не мог подняться. Увидел силуэты дерущихся на фоне открытой двери.
Адамсу удалось сбить руки Коннистона со своей шеи. Взревев, Коннистон размахнулся и ударил Адамса в лицо. Отброшенный к стене Адамс упал, но тут же вскочил и, прыгнув на Коннистона, обеими ногами ударил его в живот. Падая, тот стукнулся головой о металлическую спинку кровати; дернулся, затих на полу.
Оукли медленно поднялся. На дрожащих ногах подбежал к Адамсу и прижал его к стене.
— Ну хватит, — прохрипел тот.
Луиза смотрела на лежавшего мужа и тихонько постанывала. Адамс сдавленно проговорил:
— Ладно, ладно, отпустите.
Коннистон не двигался. Оукли отпустил актера и опустился на пол рядом с Коннистоном. Он просунул руку ему под голову, собираясь приподнять ее, и почувствовал влажную вмятину. Убрав руку, он увидел на ней кровь. Схватил запястье Коннистона, нащупал пульс. Через несколько мгновений пульс исчез под его пальцами.
Сквозь грохот крови в ушах до него смутно донесся голос Адамса:
— Надо вызвать врача. Побыстрее!
— Нет, — сказал Оукли. — Не нужно никого звать. — Он устало поднялся на ноги.
— Мертв? — прошептал Адамс. И, не получив ответа, воскликнул: — Боже, боже мой!
В это мгновение Оукли взглянул на Луизу и заметил на ее лице ликование. Однако это выражение исчезло так быстро, что он засомневался, не показалось ли ему.