Ороско был у гаража, когда он подъехал.
— Никаких следов Терри. Я ждал три с половиной часа.
— Мне очень жаль, Карл.
— Вы думаете, она мертва?
— Думаю, что да. Но мы все равно должны искать.
Они пошли к дому. Ороско начал рассказывать:
— Ваш приятель в Пентагоне подпалил задницу диспетчеру в Дэвис Монтан. Нам передали всю информацию о вчерашних полетах, и мы остановились на пяти вариантах. Мои люди проверяют сейчас все пять зон. Одна из них приходится на центр Таксона, а это ничего не даст. Я сказал им, что нам нужно знать, где самолеты были в двенадцать сорок четыре, но мне ответили, что такой самолет делает в минуту около десяти миль. А если еще ваши часы врут на полминуты или больше…
Они вошли в дом. Луиза и Адамс сидели с мрачным видом за столом в передней комнате и играли в джин-рамми. Оукли сказал:
— Она не появилась, — и свернул в коридор, игнорируя их вопросы. Ороско прошел за ним в кабинет и закрыл дверь. Оукли спросил: — Что с этой штукой в чемодане?
— Она пересекла границу в Лошьеле, после чего сигнал потеряли.
— Что? — Оукли резко повернулся.
— У такого маленького передатчика дальность не очень большая; может быть, мы опять поймаем сигнал. На каждой дороге к югу от Лошьела есть мой человек.
— Пусть лучше ищут этот сигнал, черт возьми!
— В этом деле нет гарантий. Мы стараемся.
Ороско протянул толстый палец, и Оукли увидел пришпиленную к книжной полке карту — раньше ее не было.
— Извините, — сказал Ороско, — что я сделал из этой комнаты штаб, но я пытаюсь руководить отсюда операцией по телефону. — Он подошел к карте. — Смотрите. У меня есть люди в Ногалесе и Магдалене. Из Лошьела идет не так уж много дорог, рано или поздно передатчик провезут где-то здесь, разве что они выбросят чемодан или сделают петлю по эту сторону границы, но на этот случай у меня есть человек в Лошьеле. Мы их найдем. Это просто вопрос времени.
— И что же я должен делать все это время?
Ороско по-ковбойски сел на стул, сложив толстые руки на высокой спинке.
— Пора нам поговорить о ранчо, Карл. Я предупреждал, что подниму эту тему сегодня.
— Сейчас не время.
— Какого черта. О чем еще нам говорить сейчас?
— Я вообще не хочу это обсуждать.
— Очень жаль, потому что мне есть что сказать.
Оукли откинулся в кожаном кресле Коннистона и устало закрыл глаза. Это нисколько не смутило Ороско:
— За последний год у Коннистона свалили четыре изгороди и спалили два сарая. Это, конечно, пустяки. Но если постоянно отмахиваться от этих чиканос, гордость вынудит их поднять бунт. Они же видят, как черные кругом получают концессии, и считают, что сейчас их очередь, понимаете? Если черные могут, то мексиканцы тоже. Вы когда-нибудь были к востоку от ранчо, Карл? Навещали семью чиканос? Их может быть четырнадцать в трехкомнатной саманной хижине, они безработные, недоедают и болеют туберкулезом… Если удается, собирают горох за доллар в день, если нет, живут на тортильях и бобах. И вот они прозябают там, в холмах, и смотрят на ранчо и большой дом, украденные у их дедов. А знаете, как это было сделано, Карл? Очень просто. Сто лет назад мексиканец заходит в магазин, хозяин которого американец. Мексиканцу нужно купить мешок продуктов, и американец говорит; «Подпиши вот здесь, тогда я дам тебе в кредит». Чиканос подписывает бумагу, прочитать которую не может, потому что кредит нужен ему позарез. Потом оказывается, что он передал права на свою землю. Так судьи, адвокаты, сборщики налогов и вообще все гринго в Аризоне лишили этих людей их законных прав на землю. Теперь они хотят вернуть свое достояние. Им нужно знать, вернете вы землю сами или придется отнимать ее силой.
Оукли все сидел с закрытыми глазами. Его молчание было протестом против слов Ороско. Глубоко вздохнув, мексиканец продолжал:
— У меня есть кузен в тех холмах, он живет на бобах и хлебе. Ни мяса, ни молока. Питьевую воду они берут из ирригационного канала. А Коннистон получал от государства на развитие сельского хозяйства больше, чем годовой доход всех чиканос в округе вместе. Мой кузен сыт этим по горло, Карл.
Морщась, Оукли открыл глаза и посмотрел на Ороско с холодным недоверием.
— Если он ваш кузен, почему вы позволяете ему жить в нищете?
— Потому что он слишком гордый и ничего не берет. Я предлагал ему деньги много раз.
— Но не слишком гордый, чтобы требовать землю, которая ему не принадлежит.
— Ну, Карл, от вас я этого не ожидал. Это пахнет расизмом.
— Чепуха, Диего. Вы хорошо знаете, что в случае чего я за помощью обращусь скорее к вам, чем к любому из гринго, которых я знаю.