Мой кабинет в «Джорджтауне» небольшой и используется еще двумя преподавателями, поэтому заполнен столами, папками и книгами, а также огромными стопками работ. Мне нравится. Я настолько это люблю, что иногда остаюсь тут на ночь, вместо того чтобы ехать в свой таунхаус рядом с парком Дамбартон (который я могу себе позволить только потому, что он принадлежит дедушке Лео, который и слышать не желает об арендной плате). В этом что-то есть... Ты в старом каменном здании, один в коридоре с пустующими классами, темнота из окон, заполняющая все комнаты... Легче представить, почему я жаждала этой жизни. Жизнь с книгами вместо поцелуев. Жизнь, в которой предупреждение Мерлина больше не казалось проклятьем, а скорее выбором.
Я привыкла работать до поздней ночи, оставаясь последней в здании английского факультета, и сегодняшний день не исключение. Я проверяю несколько работ и затем перехожу к книге, которую пытаюсь написать — литературное исследование королевской власти, описывающее множество легенд об Артуре.
Знаю, это звучит скучно, но клянусь, это не так. По крайне мере, не для меня. В конце концов, однажды я встретила настоящего волшебника, моего собственного Мерлина... Хотя повзрослев, теперь я могу только рассмеяться над идеей магии и сказать себе, что то предупреждение было лишь глупостью.
Все-таки я проигнорировала его дважды, и ничего не произошло.
Не считая того, что мое сердце дважды было разбито, ничего не произошло.
Я глубоко погружаюсь в воспоминания, пытаясь воссоздать свои вчерашние размышления о лидерстве в Темные века, но меня прерывает ощущение, словно кто-то стоит позади меня.
Кто-то реально стоит позади меня.
Я поворачиваюсь в кресле и вижу мужчину. Он стоит, прислонившись к дверному косяку скрестив руки на груди. Даже через застегнутый пиджак ярко-синего костюма видно, как сшитые на заказ брюки плотно сидят на бедрах, как белый шелковый галстук ровно свисает под пиджаком. Я, сглотнув, инстинктивно наклоняюсь к нему.
Голубые глаза и легкая небритость. Высокие скулы, прямой нос, полные губы и высокий аристократический лоб. Лицо, созданное для размышлений; лицо, созданное для викторианских романов или драмы периода Регентства; лицо, которые могло стать прототипом героя книги Джейн Остин.
Я знаю этого человека.
Эмбри Мур.
Вице-президент Эмбри Мур.
Я вскакиваю на ноги.
— Господин вице-президент. Я не...
Его глаза мерцают. На самом деле, он на год младше президента Колчестера, который занял своей пост полгода назад, в возрасте почти тридцати шести лет. Но годы, проведенные на солнце во время четырех сроков службы, даровали ему крошечные морщинки вокруг глаз, которые видны лишь при улыбке.
Как сейчас.
Я снова сглатываю.
— Чем могу помочь вам, господин вице-президент?
— Пожалуйста, не зови меня так.
— Хорошо. Чем могу помочь, мистер Мур?
Он заходит в кабинет, и я чувствую его запах. Немного напоминающий перец. Или цитрус.
— Что ж, мисс Галлоуэй, я подумал, что, возможно, сегодня вечером вы свободны на время ужина.
О боже.
Я смотрю за него, и он отмахивается.
— Моя служба безопасности ждет в коридоре. Они нас не слышат.
Мне следует спросить, почему он здесь, в «Джорджтауне», в моем кабинете, под полночь. Следует спросить, почему не позвонил или не написал, или почему со мной не связался его секретарь. Но вместо этого я спрашиваю:
— А не поздно для ужина?
Он смотрит на часы.
— Может быть, но я уверен, что любой ресторан, который ты выберешь, будет рад принять нас. Я уверен, что в этом городе нет человека, который бы не задолжал Лео Галлоуэю хотя бы один раз.
— Я не бросаюсь именем деда, — говорю я. — Это неприятное чувство.
— То, что ты хочешь забыть, кто ты есть, еще не значит, что остальные смогут, — мягко отвечает он.
Я делаю шаг назад. Сглатываю. Задавленный гнев с осторожностью просыпается от пятилетнего сна. Потому что Эмбри явно преуспел меня забыть.
— Почему ты прячешься здесь? — спрашивает он, делая шаг навстречу. Его голос мягкий, слишком мягкий, напевает мне на ушко, чтобы потом сломить.
Мне следовало догадаться.
— Я не прячусь, — говорю я, кивнув головой на стол, заваленный бумагами, книгами и ежедневниками «Молескин». — Я работаю. Преподаю. Пишу книгу. Я счастлива.
Эмбри делает еще один шаг в мою сторону, сокращая расстояние. Он настолько близко, что я могу вновь ощутить его запах, который не изменился спустя столько лет.
Я закрываю глаза на минуту, отбросив эти мысли прочь.
— Ты никогда не умела лгать, — бормочет он. И когда я открываю глаза, он становится так близко ко мне, что я могу вытянуть руку и коснуться его лица. Вместо этого я отворачиваюсь и смотрю в окно.
— Я не лгу, — вру я.
— Поужинай со мной, — меняет он тактику. — Нам многое нужно наверстать.
— Пять лет, — отмечаю я.
— Пять лет, — признается он.
Странно, но сейчас такой длинный промежуток времени кажется мне незначительным.
Я вздыхаю.
— Я не могу поужинать с тобой. Если меня заметят с тобой, все закончится моими фотографиями в «БаззФиде» и «Твиттере», а я этого не хочу.
Эмбри слушает, протягивает руку и касается локона моих волос, выбившегося из пучка.
— Вот почему мы идем так поздно. В неприметное место. Никто не узнает, кроме нас и шеф-повара.
— И охраны.
Эмбри пожимает плечами, и глаза снова сверкают.
— Они не будут описывать это в мемуарах, пока не уйдут на пенсию. До тех пор наш ужин в безопасности.
Я могу сказать нет. Я знаю, что могу, но у меня никогда не получалось отказывать Эмбри. Мне не хочется говорить ему «нет». Мне не хочется ехать в таунхаус с красивой мебелью, но пустыми комнатами, чтобы смотреть в потолок спальни, вспоминая аромат лимонного перца и то, как тени падали на щеки Эмбри. Я не хотела провести еще одну ночь впустую, упуская еще один шанс... в особенности с ним.
Всего на один вечер я могу притвориться другой.
— Ужин, — наконец уступаю я, Эмбри улыбается. — Но на этом — все.
Он поднимает руки.
— Я буду целомудрен как священник. Клянусь.
— Говорят, в наши дни не все священники целомудренны.
— Значит, ты будешь целомудренной монахиней.
Я снимаю плащ со стойки, но Эмбри забирает его у меня и помогает надеть. Это интимно, завлекательно, но опасно — все, что я помню об Эмбри. Не сумев взглянуть ему в глаза, я накидываю плащ поверх юбки и блузки и затягиваю пояс. На краткий миг кажется, что чувствую губы Эмбри на своих волосах. Я поворачиваюсь к нему лицом и отхожу, стараясь держаться на расстоянии.
Эмбри замечает это, и его улыбка немного угасает.
— Я позабочусь о тебе, Грир. Тебе не нужно меня бояться.
Ох, но я боюсь. И ничуть не боюсь себя.
«Теллер» — небольшой итальянский ресторан, расположенный в нескольких кварталах от университетского городка. Эмбри не кажется удивленным, когда я предлагаю его. А после нескольких телефонных звонков и очень короткой поездки в черном «Кадиллаке» мы садимся за стол в старом здании ресторана. Из посетителей там лишь мы, свет тускло освещает наш стол, но шеф-повар и официанты ничего не говорят по поводу позднего визита. Охрана быстро осматривает помещение, и через мгновение мы остаемся наедине. Эмбри небрежно бросает куртку на спинку соседнего стула, я притворяюсь, что происходящее нормально, — обычный ужин, нормальный разговор.
Я беру со стола бокал с коктейлем, пытаясь смыть нашу прежнюю историю джином. Прошлое с Эмбри запуталось в истории между мной и кое-кем еще, и пока я не даю этому бросить тень на сегодняшний ужин, мы можем надеяться на вечер без боли и сожалений. Единственный выход — закрыть все в ящике и закопать его глубоко в земле.
— Как поживаешь? — спрашивает Эмбри, откинувшись на спинку стула. Я стараюсь не замечать, как рубашка натягивается на его мускулистых плечах, как линии его шеи исчезают в белоснежном воротнике рубашки, но это невозможно. Невозможно не замечать, не желать. Мои пальцы дрожат, воображая, что они касаются его шеи и медленно расстегивают рубашку.