— Все хорошо, — наконец выдаю я. — Занимаюсь новой работой.
Эмбри кивает. Свет свечей падает на его ресницы, и они отбрасывают тень на скулы.
— Я вижу. Держу пари, ты замечательный педагог.
Я, думая о пустом классе, молчаливом кабинете и сковывающем беспокойстве, меняю тему.
— А как твоя работа? Каково быть вице-президентом? Уверена, это больше, чем каждую ночь показывают фотографии с женщинами.
Прежний Эмбри посмеялся бы, усмехнулся или подмигнул, а потом начал бы хвастаться. Но этот Эмбри наклоняется вперед и смотрит на меня поверх своего бокала.
— Да, нечто большее, чем это.
— Мистер Мур...
— Назови меня так еще раз, и я арестую тебя за подстрекательство.
— Ладно. Эмбри... почему я здесь?
Он глубоко вздыхает.
— Президент хочет с тобой встретиться.
Из всего, что он мог сказать... из всех причин, по которым я думала, что сижу с человеком, которого не видела пять лет...
— Президент Колчестер, — говорю я. — Макс Колчестер. Ты о нем говоришь?
— Насколько я знаю, он единственный, — повторяет он.
Я делаю глоток коктейля, пытаясь контролировать свои эмоции и движения, но это бессмысленно рядом с Эмбри Муром. Когда я впервые встретила его, он был слугой своих эмоций, капризным и импульсивным. Но за последние пять лет он стал мастером изучения чужих эмоций, и я знаю, что сейчас он следил за моим лицом.
Вздохнув, ставлю бокал на стол, не в состоянии успокоиться. Как он и сказал раньше, я не умела лгать, потому что сама ненавижу ложь.
— Я немного сбита с толку, — признаюсь я. — Не понимаю, зачем ему видеться со мной, конечно, если только он не хочет поговорить о влиянии англо-саксонской поэзии на нормандские литературные традиции.
— Неужели? — Эмбри поднимает бровь.
Я смотрю на свои руки. На указательном пальце правой руки был самый маленький рубец в мире, практически не заметный. Он лишь нарушал завитки отпечатка пальца, белый крошечный надрез.
Шрам — горячее оружие памяти.
Запах огня и кожи.
Крепкие губы на моей коже.
Багряно-алый цвет теплой крови.
— Это правда, — подтвердила я. У меня были надежды, фантазии, воспоминания всплывали каждую ночь, но все это было не реально. Настоящая жизнь находится здесь, сейчас. Здесь вице-президент, охрана и стопка работ, которые ждали моей оценки дома.
Мне больше не шестнадцать, и я убрала все в ящик и закопала его в земле.
— Он видел тебя в церкви на прошлой неделе, — наконец говорит Эмбри. — Ты видела его?
— Конечно, я его видела, — я вздыхаю. — Трудно не заметить, когда президент Соединенных Штатов посещает мессу в твоей церкви.
— Ты поздоровалась?
Я поднимаю руки вверх.
— Здравствуйте, господин президент, я встречала вас десять лет назад, а левый секс всегда быстрее отношений?
— Ты знаешь, что это не так.
— Я? — спрашиваю я, наклоняясь вперед. Взгляд Эмбри падает на мою грудь, в разрез блузки. Я выпрямляюсь, разглаживая ткань, стараясь не обращать внимания на жар, охвативший мое тело под его взглядом. — В любом случае, вокруг него было охрана. Я не смогла бы поздороваться, даже если бы захотела.
— Он хочет увидеться с тобой, — повторяет Эмбри.
— Я даже сомневаюсь, что он помнит меня.
— И вот опять. Думаешь, что люди забывают о тебе? Это было бы мило, если бы не было так печально.
— Скажи, почему он хочет встретиться.
Голубые глаза Эмбри вспыхивают в тусклом свете, и он протягивает мне руку. Затем подносит ее к губам, осторожно целуя покрытый шрамами кончик пальца. Он целует шрам, о котором ничего не должен знать.
Я чувствую боль в груди.
— Почему ты? — спрашиваю я, мой голос ломается. — Почему ты здесь вместо него?
— Он послал меня. Он очень хочет встретиться, но ты знаешь, как он будет бросаться в глаза. Особенно после Дженни...
Тьма, словно занавес, накрывает наш стол.
Дженни.
Жена президента Колчестера.
Бывшая жена.
— Прошел всего год со дня похорон, и Мерлин считает, что Максу рано выходить из роли печального вдовца. Поэтому никаких писем и телефонных звонков, — говорит Эмбри. — Пока нет. Ты понимаешь.
Да, я понимаю. Я выросла в этом мире, и, хотя никогда не хотела быть его частью, я понимаю, как быстро разрастаются скандалы. Так же, как понимала средневековую литературу.
— И он отправил тебя.
— Он отправил меня.
Я смотрю на свою руку, которую все еще крепко сжимает Эмбри. Как я оказалась с этими мужчинами? Двумя самыми влиятельными мужчинами в мире?
Это нереально, Грир. Откажись. Скажи «нет» Эмбри, и, ради бога, скажи «нет» президенту.
Я вздыхаю.
Огонь и кожа. Кровь и поцелуи.
Я выдыхаю.
— Я встречусь с ним. Скажи ему, что я встречусь с ним.
Я замечаю боль, промелькнувшую в глазах Эмбри. Боль, которую он быстро скрывает.
— Считай, сделано.
ГЛАВА 4
Десять лет назад
— Сиди смирно, — суетилась надо мной Абилин. — Остался всего один.
Я вздохнула и постаралась сидеть неподвижно, хотя едва могла дышать. Всего через несколько минут к лондонскому отелю должна была подъехать арендованная машина, чтобы отвезти нас и дедушку Лео на большую вечеринку в Челси, на вечеринку с взрослыми и шампанским. Там будут дипломаты и бизнесмены, а может быть, знаменитость или две — мир, который кардинально отличался от затхлого пива и подростков на холме в школе.
Это был мой шестнадцатый день рождения, и в качестве особого подарка дедушка разрешил нам поехать с ним на вечеринку. Вернее, он пригласил меня и неохотно разрешил Абилин присоединиться. Вряд ли он пригласил бы одну внучку, а другой отказал, но мы оба знали (пусть и не говорили об этом), что смущаться Абилин были причины. Ее несколько раз чуть не выгнали из «Кэдбери» за множество отступлений от правил — выпивка, нарушение комендантского часа, неприятный инцидент, в результате которого один игрок лакросса ушел с поля с почерневшим глазом. И каждый раз дедушка Лео платил и уговаривал директора оставить ее.
Последнее, чего он сегодня хотел — опозориться на вечеринке, где находилось множество его друзей и знакомых, но я пообещала, что буду следить за ней. Я обещала ему, что не буду слишком много пить, болтать и флиртовать, если он возьмет ее с нами. Потому что я знала, что кузина расстроится, если я пойду, а она — нет.
И дедушка Лео, терроризирующий ранее сенаторов и нефтяных магнатов, ежедневно помогающий формировать сильное экологическое законодательство и публично изводивший своих врагов, смягчился от моей просьбы, улыбнулся и позволил Абилин прийти.
Вот почему мы с Абилин провели наш вечер в дорогой гостинице, готовясь; вот почему я старалась не извиваться на стуле, когда Абилин закрепляла последний локон моей прически.
Когда она закончила, и я встала, чтобы последний раз взглянуть на себя, перед тем как надеть обувь и спуститься.
Абилин вскрикнула у меня за спиной. Взволновавшись, я повернулась к зеркалу.
— Что там? Видно лифчик? — Я попыталась рассмотреть, что же показалось Абилин столь катастрофическим.
— Нет. Все... Все нормально, — у нее перехватило дыхание. — Пошли. Дедушка ждет.
Я пожала плечами и присела, чтобы застегнуть ремешки на туфлях, которые по цвету соответствовали нежно-розовому платью, что купил мне дедушка. Платье из фатина и тюля, облегающий лиф, тонкая талия, и нежная многоярусная юбка, со множеством украшений и завитков. С украшениями в форме цветов в волосах я чувствовала себя принцессой, хотя знала, что не буду похожа на Абилин.
Сегодня вечером она была одета в элегантное синее платье с разрезом в центре лифа, через который проглядывала сливочно-бледная кожа, а ярко-рыжие волосы были распущены. Она выглядела старше своего возраста, зрелой и утонченной, а я решила подавить обычный укол ревности, когда увидела ее наряд.