Она удивленно глянула на него и, пожав плечами, загасила сигарету в набитой окурками пепельнице на ковре. Она не могла взять в толк, отчего Патрика больше не волнуют книги Риделла и его дерзкие речи. Но теперь Патрик страстно увлекался одной лишь музыкой, а обличения Риделла слушал с пятого на десятое. Мари-Жозе поднялась с кровати одним гибким движением, даже не опершись на руки.
Она поправила ему воротник рубашки, чмокнула в губы и повела к лестнице. Они спустились на склад. Прошли мимо застекленной двери кухни, смежной с лавкой. Сквозь мутное дверное стекло виднелся силуэт ее отца, слушавшего радио; Мари-Жозе указала на него Патрику.
Сама Мари-Жозе ненавидела этот аппарат с его зеленым глазком. Она шепнула Патрику:
— Через радиоприемник рабы одурманивают хозяев. Перед радиоприемником рабов одурманивает сон.
Патрик заметил, что Мари-Жозе рассуждает, как Риделл, слово в слово.
— Дурак ты! — бросила она.
В последний раз Патрик Карьон дирижировал хором маленьких певчих.
В последний раз зажег угли в кадиле. Ему пришлось помочь старенькой мадемуазель Ламюре взобраться по винтовой лестнице наверх, затем включить электрические мехи органа, установить под нужным углом зеркальце, привинченное к инструменту, чтобы оно отражало алтарь и его самого, когда он будет подавать органистке знаки к вступлению.
После туч в небесах, после человеческих войн, после испанских коррид, после бамбуковых зарослей северо-восточной Индии католическая обедня на латыни входит в число самых жестоких зрелищ на земле. Аббат пел: «In die clamavi et nocte coram te!» (Я взывал к Тебе весь день, и в ночи я все еще взываю к Тебе). Аббат Монтре стоял спиной к окровавленному богу, между двумя послушниками в красных коротких сутанах и кружевных стихарях. Шло дароприношение. Старая мадемуазель Ламюре, хоть и путалась в органных регистрах, с большим воодушевлением исполнила «Адажио» Альбинони в переложении, недавно полученном от альтиста Жака Пикара, участника концертов имени Паделу[25]. Внезапно Патрик дал знак маленькому Марку. Новый кадилоносец вышел вперед, бережно неся кадильницу. Его тонкие дрожащие ножки неуверенно ступали по плитам храма.
Патрик стоял между мальчиком и алтарем. Его сутана оказалась коротковатой, из-под нее высовывались черные остроносые башмаки и низ парадных брюк обрядника.
Маленький кадильщик остановился в двух шагах от Патрика, который, в свой черед, медленно двинулся к нему. Патрик открыл кадильницу. Положил на угли две ложечки ладана. Опустил крышку. Аббат Монтре запел: «Elevatio тапиит mearum sacrificium vespertinum! (Да простру я руки мои, как в жертвоприношении перед приходом ночи!). Ропе, Domine, custodiam ori тео et ostium circumstantiae labiis meis!» (Наложи, Господи, печать на уста мои и замкни губы мои!).
Четверо маленьких певчих опустились на колени перед устланными ковром ступенями алтаря. Мадемуазель Ламюре выдала заключительный аккорд собственного сочинения, — такого здесь доселе не слыхивали. От этого звука еще ниже склонились спины в плащах, еще увереннее распрямились спины в сутанах. Патрик Карьон одним резким движением выключил мехи.
Молящиеся преклонили колени.
Кадилоносец встряхнул кадило.
Аббат возвестил, что облатка, которую он собирается положить в рот, есть тело.
Все присутствующие стояли на коленях, не считая двух американских офицеров, одного французского капитана, нотариуса и доктора Карьона; эти пятеро возвышались над склонившейся паствой, прямые, как колья, с высоко поднятыми головами, с опущенными долу глазами. В последний раз кубок был поднесен к губам среди мертвой тишины. Патрик сделал короткий знак перед зеркальцем кафедры. И орган испустил тягучий вздох.
Часть третья
ОТРЕЧЕНИЕ
Медленно пятясь, Патрик Карьон разматывал длинный провод по дворику перед сараем и наконец подключил его к розетке в доме кюре.
Затем вскарабкался по лесенке обратно на чердак. Приоткрыл слуховое оконце, подтянул удлинитель, включил проигрыватель. Расположил ударные инструменты так, чтобы сидеть спиной к люку. Привинтил педаль к большому барабану.
Поставил на проигрыватель пластинку-«сорокопятку» и опустил на нее пластмассовый звукосниматель с корундовой иглой.
Все вечера и ночи напролет он играл в унисон с ударниками, записанными на лучших виниловых пластинках, которые давал ему Риделл.
— Ты больше не со мной, — шепнула ему на ухо Мари-Жозе. — Ты где-то далеко. Тебе уже нет до меня дела.
25
Жюль-Этьен Паделу (1819–1881) — французский дирижер, основавший «Общество молодых исполнителей» для пропаганды классической музыки среди широкой публики. Концерты, носящие его имя, возобновились с 1920 г.