— Этот чай я держу для священников, — весело откликнулась миссис Тодд. — Входи же, Сьюзен Фосдик, входи. Ты не изменилась ни вот на столько.
Они шли по дорожке рядом, смеясь, как девчонки, а я побежала на кухню раздуть огонь и проверить, хорошо ли убран от кошки омар, единственное, что осталось от позднего ужина. Однако в кухне нашлась и лесная малина, и хлеб, и масло, так что я успокоилась и стала с нетерпением ждать, когда и для меня начнется празднование этого визита. Ведь, как только наша гостья так честно попросила чаю «улонг», в воздухе сразу разлилось ощущение праздника.
И вот настала великая минута. Я была официально представлена у подножия лестницы, и обе подруги прошли в кухню, откуда послышался радушный звон посуды и помешивание ложечками в чайных чашках. Я сидела у окна в моей качалке с высокой спинкой с неразумным ощущением, будто меня забыли, как было у мальчика, что стоял у калитки в сказке Ханса Андерсена. По первому впечатлению миссис Фосдик не казалась наделенной большой светскостью. Это была маленькая старушка серьезного вида, все кивавшая головой, как птица. Меня нередко уверяли, что никто, как она, не умеет наносить визиты, словно это было высочайшим призванием, и все хотели ее видеть, но удавалось это немногим. И я заметила, что моей миссис Тодд льстит сознание, что ее общество выбрала эта выдающаяся женщина, которая «все это умеет». Что верно, так это то, что миссис Фосдик порождала у моей хозяйки и у меня теплое ощущение уюта и предвкушение чего-то приятного, словно имела гипнотическое влияние на всех окружающих.
Подруги не появлялись по крайней мере час. Я слышала их голоса, то громкие, то тихие, когда они переходили с общих тем на конфиденциальные. Наконец миссис Тодд соблаговолила вспомнить обо мне и вернулась, церемонно постучав в мою дверь, прежде чем войти в сопровождении миниатюрной гостьи. Она вела миссис Фосдик за руку, словно та была молода и стеснительна, и тихонько подталкивала ее вперед.
— Вот, не знаю, придетесь ли вы друг другу по душе или нет, этого никто не может сказать, подойдете ли вы друг другу; но надеюсь, что как-то вы договоритесь, раз обе знаете жизнь. Вы можете рассказать миссис Фосдик, как мы на днях навестили их там, на Зеленом острове. Она с мамой была хорошо знакома. А я пока приберу в кухне после ужина и замешу тесто, если вы обе меня извините. Вы, когда наговоритесь, приходите и составьте мне компанию, либо одна из вас, либо обе. — И миссис Тодд, крупная и приветливая, исчезла и оставила нас одних.
Будучи снабжены не только темой для разговора, но и убежищем на кухне в случае несовместимости, мы с миссис Фосдик уселись и приготовились узнать друг о друге возможно больше. Я скоро узнала, что она, подобно многим другим старым женщинам на побережье, часть жизни провела в море и полна здорового любопытства путешественницы и всевозможных сведений. К тому времени, когда мы решили, что не будет нескромным присоединиться к нашей хозяйке, мы уже были закадычными друзьями.
Начало визита было подобно приливу, и невозможно было, как шепнула мне миссис Тодд, не порадоваться тому, что этот визит начался, — словно все мы ощутили вдруг биение возродившего бурный ток жизни родника. Миссис Фосдик была матерью многих сыновей и дочерей — моряков и моряцких жен, и почти все они умерли раньше нее. Я скоро узнала, более или менее подробно, историю всех их приключений и злоключений, и темы интимного характера замалчивались не больше, чем если бы я была раковиной на каминной полке. Миссис Фосдик была не лишена чувства собственного достоинства и изящества. Одета она была модно, но то была тщательно сбереженная провинциальная мода возрастом в несколько лет. Неожиданные примеры другой, более современной осведомленности говорили о том, что ее можно назвать женщиной светской.
А вот миссис Тодд в мудрости своей была сама искренность. Она могла принадлежать любой эпохе, как идиллии Феокрита. [100]Но если она всегда понимала миссис Фосдик, то много повидавшая паломница не всегда понимала нашу миссис Тодд.
В тот первый вечер мои приятельницы погрузились в бескрайнее море воспоминаний и новостей из личной жизни. Миссис Фосдик до нас гостила в семье, владевшей той фермой, где она родилась, и повидала там все, в тени и на солнце, до малейшего уголка; но когда она сказала, что это, может быть, было в последний раз, я уловила по ее тону, что она ждет возражений, и миссис Тодд не замедлила их высказать.
— Олмайра, — сказала миссис Фосдик печально, — говори что хочешь, но я ведь одна из девяти сестер и братьев, которые там росли, а теперь все умерли, кроме меня.
— А твоя сестра Дейли неужели тоже скончалась? Нет, Луиза не могла умереть! — возмущенно воскликнула миссис Тодд. — Я ведь не слышала об этом!
— Да, отдала Богу душу в октябре прошлого года в Линне. Она ведь жила в штате Вермонт, но тут как раз гостила у своей младшей дочери. Луиза — единственная из моей семьи, на чьих похоронах я не могла быть, но это чистая случайность. Все остальные покоятся возле старого дома. Я тогда подумала, как дурно было не привезти ее туда же, но потом я узнала, что там воздвигли роскошный памятник, а ведь моя сестра Дейли особенно ценила красоту. Она только за неделю до смерти побывала там и так восхищалась памятником, что никто не сомневался в ее желаниях.
— Значит, она правда умерла и похоронена в Линне, — повторила миссис Тодд как бы для того, чтобы запечатлеть этот печальный факт в своей памяти. — Она была на несколько лет моложе, чем мы с тобой. Помню, как она первый раз пошла в школу. Это был первый год, что мама отдала меня жить к тете Тофем, а как-то в понедельник утром ты привела маленькую Луизу в школу, в розовом платье с длинными локонами, и она сидела между нами и вдруг заплакала, и после этого в переменку учительница отправила нас домой.
— Она испугалась, что в школе было столько ребят. Дома в то время были мы с ней да братец Джон. Старшие мальчики ушли в море с отцом, а остальные еще не родились, — объяснила миссис Фосдик. — А в следующую осень мы все вместе отправились в путешествие. Мать, как говорится, до последней минуты не знала, отправляться ли, но очередной младенец родился как раз вовремя, а потом надолго наступило ненастье, так что мать совсем оправилась до того, как пора было отправляться, и мы все тронулись с места. Помню, моя одежда вся осталась в корзине, куда мать переложила ее из моего комода и забыла на берегу. Своих вещей, таких, что она захотела бы перешить для меня, у нее не нашлось. Так что когда мое платье сносилось, она обрядила меня в запасной костюм Джона, куртку и штаны. Мне было всего восемь лет, а Джону около семи, и он был крупный не по годам. Как только мы зашли в порт, она спустилась на берег и приодела меня, но потом направились мы в сторону Ост-Индии и очень долго находились в море, так что я могла не обращать внимания на одежду навырост, и я грустно ковыляла в ней по палубе, каждую минуту наступая себе на подол, словно молодость прошла и сгинула. Больше всего мне нравились штаны: я в них влезала на мачты и пугала мать до того, что она поклялась, что больше никогда не возьмет меня в море.
По вежливой рассеянной улыбке миссис Тодд я поняла, что этот рассказ она уже слышала.
— Маленькая Луиза была красивая девочка, да, я всегда находила ее очень хорошенькой, — сказала миссис Тодд. — В те дни она была прелесть. Она пошла в твою мать, а остальные у вас были похожи на отцову родню.
— Правильно, — согласилась миссис Фосдик, упорно раскачиваясь в качалке. — До чего же приятно поговорить со старой знакомой, которая знает то же, что и ты знаешь. Сейчас встречаешь столько этих новых людей, у которых как будто нет ни прошлого, ни будущего. У разговора корни должны быть в прошлом, не то приходится объяснять каждое свое слово, а это так утомительно.
У миссис Тодд вырвался легкий смешок.
— Да, старые друзья самое лучшее, разве что найдешь кого нового, кто годится на место старого, — сказала она, и мы с нею ласково переглянулись, но миссис Фосдик этого не могла понять, она ведь вошла в этот дом последней.
ГЛАВА 13
Бедная Джоанна
100