– Да, – кивнула Глория и тоже затихла: очевидно, смертная скука мужа передалась и ей.
– А знаешь что? – внезапно предложил Тед. – Давай завтра все бросим и свозим детей в Палм-Спрингс. Ну, по канатной дороге в горы.
– Ага! – обрадовался Перри.
– У меня футбол, – возразила Эмили.
– Значит, разок пропустишь, – отозвался Тед.
– Не хочу пропускать, – надулась девочка.
– Ну, один разочек-то можно?
– Чудесная мысль! – поддержала Глория.
Тем же вечером Тед вслух читал сынишке «Призрачную заставу»,[v] как вдруг зазвонил телефон. Глория сняла трубку внизу и окликнула мужа.
– Тедди! – пропела она – ох уж это сантиментальное наследие лучших времен! – К телефо-ону!
Тед снял трубку, крикнул:
– Да, взял!
В трубке щелкнуло, и Тед почувствовал, как знакомый язык просачивается сквозь трубку прямо ему в ухо.
– Инга! – лающим шепотом произнес он.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Нет-нет, не в порядке, сейчас – не в порядке. – Тед затравленно глядел на лестничную площадку второго этажа, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги. – Что ты затеяла?
– Мне просто хотелось услышать твой голос, – отозвалась Инга. – Ты на меня злишься? Когда ты ушел, все показалось совсем другим, вроде как смешным, что ли…, ну, между нами; ты меня понимаешь?
– Сейчас я не могу разговаривать.
– Ты зайдешь завтра?
– Нет, меня не будет, – отозвался Тед.
– Хоть на минуточку!
– Нет. – Он повесил трубку и постоял немного, глядя на телефон, что словно бы заключал в себе скрытую угрозу, вроде как бомба или змея. Теду отчаянно хотелось выдернуть шнур, но ведь в доме этих аппаратов аж целых три, и не может же он оставить трубку снятой – тогда треклятая штуковина станет производить инфернальные звуки, призванные сообщить жене, что муж, между прочим, не повесил трубку на рычаг.
В промежутке между тем, как Тед оборвал разговор, и тем, как накатил ужас, Глория успела-таки неслышно подняться вверх по лестнице – и подкралась сзади.
– С тобой все в порядке?
С трудом сдержав желание завизжать, Тед кивнул.
– Кто это был? – полюбопытствовала Глория.
– Да никто. – Петля все крепче стягивалась вокруг Тедовой шеи и некоторых иных частей тела. – Просто студентка: она задания не поняла.
– И перезвонила тебе домой?
– Нахальный ныне студент пошел, э? – Тед судорожно сглотнул.
– И не говори! – откликнулась Глория. – Она тебя запросто по имени назвала.
– Дела! – Тед покачал головой. – Мы с тобой небось со своими преподавателями так себя не вели! Просто в голове не укладывается!
Глория, искоса глянув на него, прошла в спальню. Тед проводил ее глазами.
Позже, когда в своей комнате дальше по коридору посапывала Эмили, а Глория посапывала у него под боком, Тед, что обычно спал мирно и крепко, то и дело просыпался – либо метался в кошмарах. А когда наутро зазвенел будильник, он чуть из кожи вон не выпрыгнул, сей же миг подумав, что сегодня ведь суббота, так что откуда бы взяться будильнику, если ни в каком будильнике нужды нет; значит, это телефон, а если телефон, то, значит, это Инга звонит из уличного автомата.
Глория села в постели и терла глаза.
– Для чего будильник-то поставили? – спросил он.
– Я подумала, пока продукты соберу, да и выезжать поздно не хочется, – рассудительно пояснила Глория.
Глория и впрямь приготовила ленч (холодная нарезка, бутерброды с тунцом и конфитюром) и все аккуратненько запаковала в большую плетеную корзину, жутко неудобную в переноске. В машине Эмили, надев наушники, слушала радио, а Перри крутил по автомагнитоле одну из своих кассет – с песенками про слонят, пожарных и ковбоев. К вящему восторгу мальчика, Глория подпевала; и хотя Тед был не самого высокого мнения о жениных вокальных данных, это пение и раскручивающаяся перед глазами лента шоссе помогли ему расслабиться.
У билетной кассы Тед вдруг забеспокоился и занервничал: верно, сказывался давний страх высоты – ведь им предстояло болтаться высоко в небе на тоненьком тросе. Дети даже принялись поддразнивать отца, уверяя, что острые скалы на самом деле куда ближе, чем кажется, а вагонетки почти и не падают никогда. Они купили билеты, уселись на скамейку – картинка та еще, в лучших традициях Рокуэлла,[vi] подумал Тед, – и стали ждать вагонетку. Эмили так и не сняла наушников, но, судя по тому, как увлеченно она обсуждала с матерью длину шортов соседки, музыку она вроде бы уже не слушала. Тед внимательно изучил ее личико в обрамлении черного пластмассового нимба и пришел к выводу, что дочка у него не очень симпатичная. Нет, не уродка, никоим образом не уродка, просто невзрачная и с годами красивее не станет. Хорошо бы неказистая внешность не создала ей проблем в будущем… Придя к таким умозаключениям, Тед почувствовал укол совести и при этом – своеобразную гордость за способность прозреть истину даже в ослеплении родительской любви – истину, какой бы безобразной или, скорее, неказистой она ни была.